Елена Дмитрук была гражданской женой самого первого советского миллионера Артема Тарасова. Давно, тридцать лет назад. И остается матерью единственного сына — Филиппа.

В минувшую субботу 55-летняя Елена Владимировна вышла по делам из особняка в районе Сокол, где проживала все эти годы, а когда вернулась, у входа ее поджидали неизвестные молодчики крепкого телосложения, которые запретили ей входить обратно. Внутри остались все вещи, деньги, ценные предметы, некогда принадлежавшие самому Артему Тарасову, — его легендарная коллекция галстуков с рыбками, часы, сделанные из металла, поднятого с «Титаника»…

«Но самое главное — это шесть моих кошек и собака. Нет, семь кошек, одна калека… Я за ней ухаживаю. Мне не разрешили их забрать… Как же они там без меня, голодные…» — не может прийти в себя Елена Владимировна. Полиция приняла ее заявление и пообещала разобраться.

Для того чтобы понять, как такое могло произойти не в лихие 90-е, а на исходе цивилизованного 2018 года, в центре Москвы, нужно вернуться в прошлое.

…Бедные первые советские миллионеры. Им не повезло родиться слишком рано. Имея гениальные задатки коммерсантов, многие так и не смогли удержать в своих руках то шальное богатство, что внезапно на них свалилось…

Самый известный, пожалуй, факт об Артеме Тарасове — это когда в январе 1989 года тот получил 3 миллиона рублей зарплаты из легальной прибыли, которую заработал его кооператив «Техника», а его заместитель, которому была начислена точно такая же сумма, даже заплатил с нее партийные взносы в КПСС — 90 тысяч рублей.

Это вызвало настоящий шок в пуританском советском обществе. Наш мир никогда больше не был прежним. Народная молва тут же приписала те самые партвзносы самому Артему Тарасову.

Потом уже вместо кооператива «Техника» пришел кооператив «Озеро», талантливых ребят-бизнесменов времен перестройки сменили тихие функционеры, ставшие олигархами, миллионеры-чиновники. Мало кто из самых первых сумел остаться на коне. Артем Тарасов дважды эмигрировал в Лондон и возвращался на родину, прорывался во власть — был депутатом Госдумы, пытался стать губернатором Санкт-Петербурга и Красноярского края, последние годы жизни писал мистические романы и снялся в кино…

Он умер 22 июля 2017 года. По официальному диагнозу — от атеросклеротического кардиосклероза. Похоронен на Троекуровском кладбище.

Собственно говоря, часть дома в поселке художников на Соколе — это все, что осталось от него в наследство единственному сыну Филиппу. Рожденному вне брака от гражданского союза с Еленой Дмитрук.

В свое время Елена училась в Плехановском институте, на факультете торгового оборудования, но ни дня не работала по специальности. Когда познакомилась с Артемом Тарасовым, ее жизнь стала похожа на сказку. Хотя по сравнению с нынешними возлюбленными олигархов, все было очень скромно, по-советски. «Он приглашал меня в кафе и рестораны. Мы вместе ездили на рыбалку. Ходили в кино. Как только появилось видео, смотрели фильмы дома», — рассказывала она позже журналистам.

Несмотря на рождение общего сына, официально брак они так и не зарегистрировали — Артем не хотел, а она не настояла. Эта связь прервалась в начале 90-х, когда на Тарасова начались наезды. Он уехал в Швейцарию и внезапно исчез. Они не выясняли отношения, просто расстались, и все. У Артема были другие женщины, она тоже родила младшего сына от другого союза… Вспоминала о прошлом, давала интервью, искала себя… Видимо, без особого результата.

Самая яркая часть жизни Елены осталась лишь в прошлом, в воспоминаниях.

Как печально и как закономерно; но женщины, жены первых богачей, были плоть от плоти своих мужчин — у них не осталось в заначке ни подаренных бриллиантов, ни яхт, ни островов…

О том, что Елену Дмитрук, теперь уже пенсионерку — в этом году Елене Владимировне исполнилось 55 лет, — выгнали из дома, я узнала от Назира Евлоева, президента Международной ассоциации блогеров, постоянно проживающего в Германии. Так получилось, что именно ему первому стало известно о беде Елены Дмитрук — получается, что ближе ей даже не у кого было попросить помощи. «Она обратилась к моему коллеге, потом ко мне, рассказала о том, что случилось. Сейчас она находится в таком подвешенном состоянии и вообще не понимает, что же ей делать дальше. Имущество, документы, кошки — все остаются в доме, куда ей теперь не разрешают войти. Проблема осложняется еще и тем, что владелец, ее сын Филипп, несколько недель назад буквально исчез и не выходил на связь с матерью… И да, официально он пару месяцев назад добровольно продал это жилье в элитном поселке. Могу предположить, что такие деньги сведут с ума любого… Он, слава богу, жив. Но когда нам удалось до него дозвониться, услышав, что его ищет мать, парень просто отключился. Не захотел разговаривать. То есть, насколько я понимаю, Елену Владимировну приказали выселить не какие-то неизвестные люди, а новые хозяева дома».

Сейчас Елена Дмитрук ночует в однокомнатной квартире, которую Филипп купил на часть полученных от особняка денег и собирался подарить своему сводному младшему брату Глебу — от второго брака матери. Там Елена Владимировна тоже не прописана. Как, впрочем, она никогда не была зарегистрирована и в доме на Соколе — ей просто разрешали в нем проживать, сначала гражданский муж, затем сын. То есть тридцать лет эта женщина везде была на птичьих правах.

Звоню ей на сотовый. Уставший голос. На грани обморока. Совершеннейшая беспомощность. «Катя, извините, если скажу что-то не так. Я плохо соображаю. Все ночь не спала. У меня телефон разряжается, и нечем подзарядить. Наличных денег тоже почти нет. Что же они меня выгнали как собаку, я там тридцать лет прожила. Меня выгнали, а моя собака осталась… Кошки остались. Кто-то из них вылезет в окно, форточку откроет, и весь дом выстудится, замерзнет».

— Начнем по порядку, Елена Владимировна. Вы были гражданской женой Артема Тарасова?

— Мы были в семейных отношениях. Это было еще в период «Техники», и ребенок у него всего один. Наш общий. Филипп. Не то чтобы я это выставляла на всеобщее обозрение, но в поселке меня знали как Елену Тарасову. Хотя по документам у нас разные фамилии. Сюда мы приехали еще вместе с Артемом, я была беременной последний месяц. Я всегда любила землю, природу… Здесь тогда все запущено было. Знаете, такие низкие заборчики, деревянные дома. Очень уютно. Это сейчас стоят шикарные новострои. Теперь тут недвижимость такая, что дороже только на Луне. Никак не могу привыкнуть, что все изменилось.

— Вы были наследницей Артема Михайловича?

— Нет, наследник — мой сын. А я до вчерашнего дня была, даже не знаю, как бы это сказать, кем была… Я хранила его коллекцию галстуков. Помните, знаменитые галстуки с рыбками Артема Тарасова, о них все еще писали, они сложены в такой огромный чемодан. Там и за три рубля галстуки есть, и от-кутюр. Я не знаю их полную стоимость, если честно. Галстуки, галстуки… Они ко мне уже после похорон попали.

— Говорят, еще в доме находятся часы из металла с «Титаника»? По некоторым оценкам, они одни стоят под миллион долларов.

— Да нет. Дешевле… Хотя что-то они стоят, конечно. После того как я перестала быть любимой женщиной Артема и стала только матерью его ребенка, через какое-то время мы продолжили общаться. Он приезжал, помогал. Он отдал нам этот дом — живите. Сначала тот был приватизирован на него и на Филиппа. А ключи, как он мне их вручил много лет назад, так они у меня и оставались. Этот дом со стороны выглядит как будто бы он весь наш — но вообще сейчас там две квартиры, на двух хозяев. У нас квартира под номером один и шесть соток земли. Но свою долю Артем продал и почти сразу же умер.

— На Соколе есть дома, которые стоят под миллиард рублей, а земля под ними еще дороже. Вам, вернее, вашему сыну, не хотелось так же избавиться от этой дорогой недвижимости, которую и содержать тоже весьма недешево, и переехать в более доступный район?

— Филипп так и сделал. Несколько месяцев назад он тоже продал свою долю. Насколько я понимаю тому человеку, который до этого купил долю Артема. Я в этом ни в чем не разбираюсь, если честно… Но сделка по продаже была. Большую сумму забрал Филипп. Мне же передали часть денег, НЗ, который нельзя потратить ни при каких обстоятельствах, он должен пойти на покупку жилья для нас всех. Сейчас эти деньги лежат в банке. Мне отдали эту сумму люди, которые заключили договор с Филиппом. Сделка была в ноябре… Нет, в октябре. В общем, несколько месяцев прошло. А потом Филипп пропал. Не вышел на связь. К концу вторых суток Глеб, мой младший сын, начал его разыскивать через соцсети, везде. «Фил, Фил…» Мы его потеряли. У него какие-то друзья были. Они подгоняли его, подталкивали заключить договор продажи как можно скорее. Для него это было очень важно. Он хотел начать свое дело и мог это сделать только на отцовские деньги. Поэтому он и решился продать дом — родовое гнездо. Но я не очень верю в его бизнес-способности. Это его обижало.

— У вас сложные отношения с сыном?

— У нас были прекрасные отношения. Мы всегда так хорошо разговаривали. Об искусстве, о религии, о духовном. Понимаете, Филипп — очень честный, порядочный, доверчивый, альтруистический мальчик. Он хоть и оставался единственным собственником, но никогда нас с Глебом не гнал из этого дома. Он всегда говорил, что если все-таки решим продавать его, хотя раньше у нас и в мыслях такого не было, то он обязательно купит жилье для брата и для меня что-то. А оставшийся капитал пойдет на развитие его бизнеса. Конечно, мы хотели получить больше… Но риелторы сразу поняли, что нас можно обвести вокруг пальца. Они однозначно играли в ворота покупателя. И еще это внезапное исчезновение Филиппа после заключения сделки…

— Сколько вашему мальчику сейчас лет?

— Будет тридцать. Но те парни, которые с ним тусуются, они просто потратят его деньги, и все. Филипп хотел стать миллионером. Как папа. Он мечтал разбогатеть. Если бы нас не разбили сейчас как семью, не попытались разрушить, перессорить, мы бы могли объединиться и вместе выплыть. Но мы не можем даже встретиться и поговорить… С каждым из нас поодиночке справиться легко. Когда сделка состоялась, это было для меня как нож в спину.

— То есть дом, откуда вас выгнали несколько дней назад, юридически не ваш?

— Нет. Но я просила, чтобы мне дали время собрать вещи, там столько всего скопилось за тридцать-то лет. Это дорого как память… Те же галстуки с рыбками. Я, конечно, хотела, чтобы мне дали возможность дожить там до весны. Хотя бы до середины января. Нужно было найти какое-то альтернативное жилье для всех. У нас же ничего нет. Даже коммуналка в Тушине, где были прописаны я и Глеб, мы тоже ее продали, и очень дешево, а она потом попала в программу реновации. Нам опять не повезло… Мне казалось, что покупатели дома на Соколе готовы пойти мне навстречу и не выгонять сразу. Если бы Филипп не ушел, все могло быть иначе. Но он не хочет сейчас встречаться со мной, потому что я не верю в его бизнес, и Артем, когда был жив, не верил тоже. Зато друзья говорят, что он крутой. Конечно, с ними ему лучше. Деньги, которые НЗ, мне выдали по расписке от Филиппа представители покупателя. Самого сына при этом не было.

— Вы подали в розыск?

— Да, я ходила в полицию. Написала заявление. Дала контакты тех ребят, которые сейчас с ним. Возможно, им манипулируют или он стал жертвой мошенников? Но полицейские как-то спокойно к этому отнеслись. Они сообщили мне, что проверили и Филипп жив и здоров, он взрослый, дееспособный человек и может делать то, что считает нужным. От меня ничего не зависит.

— Сейчас вы где-то прописаны?

— Нет. И жилья у меня нет тоже. Я могу, конечно, купить что-то, небольшую квартиру или дом без ремонта, где-нибудь в дальнем Подмосковье, не на Рублевке, разумеется, но пока Филиппа нет, я не знаю, что мне делать. Эти первые ночи после того, как меня выгнали, я живу в квартире Глеба, которая пока тоже оформлена на Филиппа, потом он обещал ему ее подарить. Мы так договорились. Да, я написала расписку покупателям, что получила свою часть денег, что обязуюсь собраться и уехать… Но я не ожидала, что меня начнут выживать, и в конце концов выгонят вон.

— Что произошло в ту субботу?

— Я пошла в полицию. Там на меня в последнее время тоже смотрели косо и все спрашивали: почему я не пакую вещи для переезда. Какое их-то дело? Я уже купила коробки. Я нервничаю, я не понимаю, где мой сын, одновременно я должна искать себе какое-то жилье через Интернет. По закону у нас человек вправе выбирать себе место для проживания. Но мне нужно время. Я не могу ткнуть пальцем в первое попавшееся объявление. А все вокруг требуют, чтобы я немедленно переезжала. В субботу меня вызвали в отделение якобы для того, чтобы сообщить что-то новое о Филиппе. Но у меня сразу было такое чувство, что это неспроста. Еще у нас накануне почему-то отключили воду… Никогда такого раньше не было. И вот я пришла в полицию, и там мне сказали снять заявление о розыске сына, так как с ним все в порядке. Что я могла сделать? Я расписалась и пошла обратно домой. А там уже стоят незнакомые люди и меня не пускают. «Сюда никто, кроме собственника, не зайдет». Я же не собственник. И Филипп теперь тоже. Такое ощущение было, что все, как нарочно, совпало. Меня вызвали, и дом тут же поставили под охрану какого-то ЧОПа. Я, конечно, написала заявление, чтобы мне помогли — чтобы разыскали нового владельца, разрешили забрать вещи. Но пока ничего… Я бьюсь как о стену. Ладно, имущество. Но там живые существа, кошки, собака, понимаете, они хотят есть, пить… Разве можно было поступать с ними так жестоко? — Тут телефон, как и предупреждала Елена Дмитрук, внезапно отключился, полностью разрядившись, ведь провод от него тоже остался в навсегда закрытом теперь для нее доме.

«Я сам в Германии. Сейчас отправил к ней своего человека, чтобы тот как-то ее поддержал, но все это сложно, — продолжает президент ассоциации блогеров Назир Евлоев. — Это история, я считаю, не столько о нарушениях при продаже дома или о мошенничестве, сколько о трагедии поколений, отцов и детей, об их непонимании друг друга. Которое в итоге закончилось вот таким фиаско…»

И можно было бы попросить через газету: «Филипп, позвони маме, она волнуется».

Вот только поможет ли?

Прекрасная эпоха закончилась. Наступила зима…

* * *

Янис ЮКША, адвокат, профессор права:

— Я был другом покойного Артема Тарасова и когда-то учился в одном ВУЗе с Еленой. На сегодняшний день положение следующее. По закону человека, который проживает в доме или в квартире, в случае отказа переехать после продажи этой недвижимости, когда объект перешел к новому владельцу, можно выселить только по решению суда. Если оно уже вступило в законную силу, появляются судебные приставы, которые принудительно выселяют бывших владельцев из данного жилого помещения. С моей точки зрения не все, что произошло с Еленой Владимировной Дмитрук, укладывается в эту законную схему.

Хочу отметить, что любые иные действия со стороны покупателя по определению относятся к категории самоуправства. Чоповцы, которые посчитали возможным не пускать женщину в дом, я считаю, превысили рамки своих полномочий. Но данная ситуация осложняется еще и тем, что Елена Дмитрук собственницей этого дома никогда не была. Он принадлежал самому Артему Тарасову и их общему сыну Филиппу. Хотя она там жила постоянно в течение многих лет.

Я не очень понимаю и позицию правоохранительных органов, куда обратилась Елена Владимировна. Они как будто выжидают чего-то и ничего не предпринимают. Мне очень неприятен скандал, который сейчас возник возле имени моего уважаемого друга и великого предпринимателя Артема Тарасова. Я никогда бы не стал участвовать в подобных дрязгах, если бы речь не шла о его памяти, в любом случае все можно было сделать более гуманно и цивилизованно. Насколько я знаю, в дом, из которого сейчас выгнали Елену Владимировну, никто в ближайшее время переселяться не собирается, он не в том состоянии, чтобы там жить. Так что никакой нужды немедленно и позорно выгонять ее не было, и можно было спокойно договориться. Иное решение с моей точки зрения неприемлемо.

Источник