Праздник и декабрь — две вещи совершенно точно совместные. Главный, конечно, праздник — Новый год, приходящий к нам из детства и на короткий миг уводящий обратно за собой. Но есть и другие. 10 декабря отмечался международный День прав человека. 11 декабря исполнилось 100 лет со дня рождения Александра Солженицына. 12 декабря у действующей российской Конституции был 25‑летний юбилей. На официальном уровне все эти красные даты не были жирно обведены кружком повышенного внимания. Зато о том, что 20 декабря — День чекиста, никому забыть не дадут, о нем уже вовсю напоминает ТВ, будет, конечно, и громкий праздничный концерт, в котором привычно поучаствуют сливки отечественного шоу-бизнеса.
Почему праздники на государственном пьедестале почета выстроены именно так? Ответ не нужен, все и так ясно. Хотя 25-летие Конституции незамеченным все-таки не прошло. Дмитрий Медведев, второй человек в стране, опубликовал в журнале «Закон» юбилейную статью «25 лет Конституции: баланс между свободой и ответственностью».
В отличие от автора я, сразу признаюсь, совсем не профессионал в конституционном праве, но кое-что меня в статье основательно зацепило. Медведев уделил много внимания центральной, если так можно выразиться, теме Конституции — приоритету прав личности. В Основном законе уже во второй статье говорится, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина есть обязанность государства. Медведев напоминает: «Первоначальный текст, например, Конституции США включал в себя прежде всего нормы о государственном устройстве, порядке формирования органов власти и их соотношении между собой. И лишь с дальнейшими поправками в ней появились положения о правах человека и гражданина. Показательно, что все советские Конституции начинались с разделов про политическое устройство и лишь потом закрепляли личные права». При этом в Советском Союзе «большинство норм Основного закона о защите прав и свобод игнорировались, люди были беззащитны перед репрессивным аппаратом».
В статье это преамбула. Можно было бы добавить, что в Великобритании, например, или в Израиле Конституции как таковой нет вовсе, что не мешает в целом успешной защите прав и свобод человека. Так что в конечном счете дело в людях, в политиках, а не в тексте Основного закона.
Но самое любопытное следует дальше. Медведев пишет: «За последнюю четверть века была сформирована система органов власти на федеральном, региональном и муниципальном уровнях, компетенция которых четко разграничена законом. При этом обеспечена необходимая координация их работы для решения общих задач развития страны». И следом: «Можно предположить, что на следующем витке должен произойти переход от концентрации на государственном строительстве к развитию свободы человека, поощрению его инициативы. В таком случае именно судебная власть неизбежно станет «драйвером» тех преобразований, которые позволят продвинуться к воплощению идеалов демократического государства, на которых основана Конституция, мы станем свидетелями «эры судов».
Что же получается? За 25 лет концентрация усилий государства сосредотачивалась вовсе не на развитии свободы человека, поощрении его инициативы, а на самом государстве, на его строительстве. А как же конституционный приоритет прав личности?
В медведевской очередности витков при желании можно увидеть запоздалое признание того, что с гражданскими правами в России не все в порядке. Настолько, что путь к большему порядку лежит через «эру судов».
Но я, к сожалению, не уверен, что Медведев даже завуалированно за что-то извинился. Люди в российской власти вырабатывают стойкий иммунитет к признанию любых ошибок.
Так в чем же ошибка? Хорошо помню, как на самой заре прихода Владимира Путина к власти банкир Петр Авен написал большую статью, опубликованную в «Коммерсанте», о связи либерализма с укреплением государства. С укреплением государства все получилось, хотя вряд ли Авен предполагал, что речь прежде всего пойдет о жесткой вертикали власти. Либерализм же, во всяком случае на федеральных телеканалах, превратился почти в ругательство.
Не надо было укреплять государство? Надо было. И отстраивать, как пишет Медведев, систему органов власти. Вот только саму власть надо было понимать несколько иначе. Если речь идет о системе власти в демократической стране, а именно о такой стране говорит российская Конституция, то приоритет не властная всеобъемлющая вертикаль, замыкающаяся на одном лице, а именно система, включающая в себя набор обязательно независимых властей. Главная ошибка — неотстроенность независимой судебной власти.
Медведев по факту это признает. Но оправдается ли его надежда на «эру судов» как «драйвера» демократических преобразований? Готовы ли сегодняшние суды к роли такого драйвера?
Вот обличающая, иначе не скажешь, статистика от Сергея Пашина, профессора ВШЭ, федерального судьи в отставке, одного из пионеров возвращения в Россию суда присяжных, состоявшегося тоже ровно 25 лет назад: «Возьмем царские времена. Суд присяжных после известной реформы в XIX веке появился далеко не везде. По этой причине одни и те же дела — об убийстве, посягательстве на женскую честь, краже — разбирали где-то с присяжными, а в каких-то губерниях без них. Так вот расхождение в доле оправдания и осуждения составляло примерно 8%. Это между коронными судьями — как правило, генералами, и присяжными — по большей части крестьянами. А сегодня у нас расхождение в тридцать раз! Это говорит о том, что у нас далеко не все в порядке. А еще о том, что наши сегодняшние судьи, похоже, те самые новые люди, борьбу за создание которых вели большевики». И все это притом, что, как печально констатирует Пашин, доля оправданий в судах присяжных в России падает: «После восстановления суда присяжных в России — это 1993 год — максимальная доля оправданий была 22,9%. В 2016 м — 13%, в 2017 м — примерно 10,2%».
Но самая страшная цифра вот: в России «при рассмотрении дел без присяжных также из года в год происходит снижение количества оправдательных решений. В 2017 году эта цифра составила 0,38 процента». Но и это еще не все: отмена обвинительных приговоров происходит в 0,99% случаев, а отмена оправдательных приговоров — 37%.
Каково? Драйвером куда станут такие суды? Разве это независимая власть?
Впрочем, на деле судья вовсе не независим. Сергей Пашин рассказывает: «Когда рассматривается вопрос о назначении человека председателем суда или о переводе в областной суд, то перед президентом его кандидатуру будет рассматривать, в общем-то, нелегитимный орган: комиссия по рассмотрению кандидатур на судебные должности. Там сидят заместители начальников всех силовых структур — ФСБ, МВД, Генпрокуратуры».
Так суд становится частью правоохранительной системы, а вовсе не самостоятельной властью. При этом судейский корпус начинает превращаться в закрытую касту, расширяется практика фактической передачи судейского поста по наследству.
Судейский корпус нуждается в решительном обновлении и в освобождении от сегодняшнего контроля со стороны силовиков, а на самом высоком уровне и президентской администрации. Решение о карьерном росте должна принимать комиссия исключительно из самих судей. Только тогда они могут стать независимыми. Кадровая реформа — совершенно необходимая часть судебной реформы.
Медведев прав в том, что дальнейшие демократические преобразования в России неотъемлемы от наступления «эры судов». Но для того, чтобы движение шло к демократии, России нужны другие суды.
И это один из важных уроков 25-летия российской Конституции.