Россия вслед за Соединенными Штатами приостанавливает участие в Договоре о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД), объявил президент. И начинает разработку новых видов вооружения, запрещенных прежде договором. О том, что означает разрыв ДРСМД для страны и мира, в интервью “МК” рассказал научный руководитель Института США и Канады РАН Сергей Рогов.
– Сергей Михайлович, стрелка Часов Судного дня заметно приблизилась к полуночи?
– Приходится констатировать, что режим контроля над вооружениями, установленный в годы холодной войны, сегодня находится на грани полного развала. Решение США о выходе из ДРСМД – очень серьезный шаг. Он свидетельствует о том, что, скорее всего, Вашингтон откажется и от продления договора СНВ-3, срок действия которого истекает в 2021 году. В этом случае отношения между Россией и США в ядерной сфере впервые за последние полвека не будут регулироваться и ограничиваться какими-либо соглашениями. Это очень опасная ситуация.
– Договор – это, прежде всего, продукт доверия. Но американцы яростно обвиняют нас в нарушении ДРСМД, у нас к ним точно такие же претензии. Был ли вообще смысл в этом договоре, если стороны до такой степени не доверяют друг другу?
– Совершенно неправильный подход. Если есть доверие, то не нужен и договор. Скажем, у США и Англии нет договора об ограничении ядерных вооружений. Именно потому, что у Советского Союза и США не было доверия, потребовалось создать такой механизм, как режим контроля над вооружениями. Это относится и к сегодняшним российско-американским отношениям, поскольку фактически мы находимся в состоянии новой холодной войны. Она отличается от первой, но имеет много общих черт.
– Президент запретил внешнеполитическому и военному ведомствам “инициировать переговоры по этой проблеме” – до тех пор, “пока наши партнеры не созреют”. Разумное решение?
– Россия не раз предлагала США провести переговоры и обсудить взаимные претензии. Однако американцы категорически отказываются от этого. Просто требуют уничтожения нашей ракеты, якобы нарушающей договор.
В этих условиях я, честно говоря, не знаю, какие еще решения можно было бы придумать. Но следует обратить внимание на одно очень важное обстоятельство. Говоря о зеркальном ответе на действия американской стороны, о том, что мы, как и американцы, будем вести НИОКР по соответствующим вооружениям, президент в то же время заявил, что мы не будем развертывать эти вооружения ни в Европе, ни в Азии, если этого не будут делать американцы.
Фактически это объявление одностороннего моратория. Если Соединенные Штаты зеркально ответят на эту нашу позицию, тоже не будут развертывать свои ракеты этого класса, то многие элементы режима, установленного ДРСМД, фактически сохранятся.
– То есть, несмотря на разрыв договора, надежда на компромисс все-таки остается?
– Договор, конечно, важная вещь. Но значение его не в бумаге, а в том, что сегодня в Европе нет американских ракет с коротким подлетным временем до стратегических целей на европейской территории нашей страны. И нет наших ракет, которые могут поражать такие же цели в Европе.
Сохранение этой ситуации, в принципе, возможно и без договора. Но пока это всего лишь предположение, не известно, что произойдет на самом деле. Пока нет никаких свидетельств того, что Соединенные Штаты готовы ответить на такой мораторий.
– На ваш взгляд, Россия сделала все возможное для сохранения этого договора?
– В общем-то, мы делали то, что и надо было делать. Но, конечно, можно было бы проявлять большую активность, занимать более инициативную позицию.
Возьмем, например, прошедший 10 дней назад в Кубинке показ ракеты, которая, по утверждению американцев, нарушает условия договора. Правильный, но запоздалый шаг. Показ состоялся уже после того, как в Вашингтоне было принято политическое решение о выходе из договора. Наверное, это можно было сделать раньше, и показать не только в Кубинке, но и там, где, как утверждают американцы, находится база наших запрещенных ракет. Включая испытательный полигон “Капустин Яр”, на котором якобы производился их запуск на дальность, превышающую 500 километров.
– Возможно, для наглядности следовало продемонстрировать и сам запуск.
– Здесь не все так просто. Договор подразумевает равные обязательства сторон. Мы обуславливаем нашу позицию требованием к американцам показать установки Mk41 для системы “Иджис Эшор”, развернутой в Румынии. Но американцы категорически отказались это сделать. Соответственно, и мы не показывали ничего лишнего. Хотя в этом вопросе, считаю, можно было бы проявить большую гибкость.
– Объявляя о запуске новых военных программ, президент одновременно заявил, что “мы не должны и не будем втягиваться в затратную для нас гонку вооружений”. Насколько выполнима такая установка?
– Американский военный бюджет – это 700 миллиардов долларов. В 10 с лишним раз больше, чем наш. На следующей неделе администрация Трампа, скорее всего, внесет бюджетный запрос на следующий финансовый год. И, вполне возможно, военные расходы США увеличатся до 750 миллиардов.
Конечно, поддерживать паритет при такой асимметрии, при наших несопоставимо более скромных экономических и финансовых возможностях очень сложно. Президент поставил задачу осуществить необходимые меры в рамках уже принятого военного бюджета на 2019 год. То есть речь пока идет об изменения бюджетных приоритетов.
“Пирог” не резиновый: чтобы найти средства на разработку нового оружия, необходимо будет какие-то программы урезать. Но понятно, что сдержать рост военных расходов будет непросто.
– Обещание поддерживать паритет, не втягиваясь в разорительную гонку вооружений, чем-то напоминает известный советский лозунг 1930-х годов: “Малой кровью, могучим ударом!” Не получается у нас, к сожалению, обходиться “малой кровью”.
– Конечно, надо учитывать уроки прошлого. Нельзя повторить ошибку Советского Союза, позволившего втянуть себя в зеркальную гонку вооружений.
В принципе, поддержание стратегической стабильности не требует зеркального паритета. Эффект сдерживания будет обеспечен и при наличии способности убить в ответном ударе 50 миллионов человек, и при возможности уничтожить 40 или 30 миллионов. Эти каннибальские подсчеты – сколько людей надо суметь убить для поддержания паритета, – основываются в значительной степени на умозрительных рассуждения.
Ясно, что сдерживание работает тогда, когда другая сторона понимает, что ей будет нанесен неприемлемый ущерб. Как оценивать его – вопрос достаточно спорный. Однако с уверенностью можно сказать, что мы способны нанести американцам неприемлемый ущерб и при существующих сегодня системах вооружения. Тем более – при принятии на вооружение новых стратегических систем.
– Но риск ядерного конфликта в любом случае конфликта возрастает?
– Если американцы развернут свои новые ракеты вблизи российских границ, а мы в ответ развернем наши, то риск такого конфликта, безусловно, резко возрастет.
В случае размещения американских ракет на территории Польши или Балтийских государств их подлетное время до наших объектов составит считанные минуты. И ответно-встречный удар – российская концепция применения ядерного оружия основывается сегодня именно на этой схеме – окажется невозможным: не будет времени оценить, какие ракеты запущены, по каким траекториям, против каких целей.
Отсюда и у них, и у нас возникнет искушение провозгласить доктрину упреждающего удара. А это может создать ситуацию еще более опасную, чем Карибский кризис 1962 года.