Эту до боли знакомую и вместе с тем невероятную историю будто специально сочинила сама жизнь, чтобы наглядно показать, с какой преступной легкостью репрессируют чиновники наших возвращающихся соотечественников, и чтобы с очевидностью доказать, что государственная миграционная политика России, по сути, лицемерна и губительна для будущего страны…

Письмо Вероники пришло по электронке (тема: «Последняя надежда») за неделю до Нового года.

«…Мне 24 года. Родилась в Ашхабаде, но в моем туркменском паспорте в графе «национальность» написано: «русская». Большинство моих предков — выходцы из России. По завету прабабушки, я еще в школе выучила французский язык — окончила курсы при французском посольстве в Туркменистане. По рекомендации сотрудницы посольства, меня приняли в хороший лицей в г. Экс-ан-Прованс. Потом без экзаменов поступила на юридический факультет Страсбургского университета. Учеба для меня была бесплатной. Мне предлагали работу в фирме, где я проходила практику, я могла остаться во Франции, но с детства мечтала жить в России, особенно люблю Петербург. Послала резюме в магистратуру юрфака СПбГУ (альма-матер В.В.Путина и Д.А.Медведева), и меня приняли, как и в Страсбурге, без экзаменов.

В С.-Петербург я приехала 24 августа 2018 г. по трехмесячной студенческой визе, в России мне должны были ее продлить на год. У меня приняли все необходимые справки, но вдруг 7 ноября в паспортном отделе университета мне сказали, что произошло какое-то недоразумение: мою визу не продлили, так как я попала в базу «нежелательных лиц», и мне нужно в трехдневный срок покинуть Россию и до 2021 года въезд в РФ для меня закрыт».

■ ■ ■

Про эту зловещую «базу» я не раз писала. Знающие люди говорят, что там уже больше миллиона мигрантов, в основном трудовых из СНГ, которым за какие-то мелкие провинности, а порой просто по ошибке запрещают въезд в нашу страну на срок от двух до десяти лет. Приведу лишь один пример из моей правозащитной практики. Года два назад ко мне обратились за помощью мои друзья, Татьяна и Сергей Никитины (да, те самые известные всей стране барды). Их сокурсник, профессор Н. из Молдовы, летел вместе с женой на юбилейную встречу выпускников физфака МГУ. Встречать родителей в «Домодедово» приехал их сын, давно живущий в Москве (сын, как и вся его семья — это важно подчеркнуть, — гражданин РФ). У паспортного контроля к профессору подошел человек в форме и строго сказал: «Пройдемте, гражданин!»

Татьяна Никитина, задыхаясь от гнева, рассказывала, что пограничники, ничего толком не объясняя, приказали профессору возвращаться в Кишинев ближайшим рейсом. «Уму непостижимо, — горячилась Татьяна, — ученого с мировым именем, как опасного преступника, внесли, оказывается, в какие-то черные списки и запретили, представляешь, приезжать в Россию на целых 10 лет!»

Даже Ольга Кириллова, которая в то время только начинала свое краткое пребывание в должности начальника миграционного главка МВД, помню, удивилась такому огромному сроку: «За нарушения миграционного режима мы таких запретов не выносим». По распоряжению Кирилловой, ее сотрудники быстро выяснили, что профессора Н. в базе запретников нет. То есть произошла какая-то ошибка (и не по вине миграционной службы). Однако исключить Н. из списка «нежелательных лиц» оказалось не так-то просто — ФСБ не любит спешить.

Прошло больше месяца, прежде чем профессору открыли въезд в Россию. И еще месяца два «вытаскивали» из той бездонной базы жену профессора, про которую Никитины из-за волнения забыли упомянуть. Вся эта передряга затормозила выполнение важного проекта, над которым с участием Н. работали его московские коллеги. Профессор писал мне возмущенные письма, собирался подавать в суд, чтобы были найдены и наказаны конкретные виновники, но потом остыл — пожалел свое драгоценное время. Никто даже не подумал извиниться перед уважаемым человеком.

* * *

Из искового заявления, поданного в Смольнинский райсуд г. С.-Петербурга адвокатом Вероники:

«В.Куревлева выслана из России за три малозначительных дорожных правонарушения:

1. Проезд на запрещенный сигнал светофора — штраф 1000 рублей.

2. Несоблюдение требования подачи сигнала — штраф 500 рублей.

3. Переход дороги в неположенном месте — штраф 500 рублей.

Все штрафы были сразу же оплачены. Квитанции — в приложении».

Суд был назначен на 14 января. Это сколько ждать! А Вероника и так почти два месяца томится в изгнании. А тут, как назло, длиннющие новогодние праздники, все чиновники будут отдыхать. У кого просить защиты? Вот Кириллова немедленно реагировала на мои обращения SOS, но ее, Ольги Евгеньевны, в главке уже нет — ушла в отставку «по собственному».

Что же ответить этой русской девушке с высшим европейским образованием, знающей три иностранных языка, которую, как она пишет, «вышвырнули с территории исторической Родины»? И ведь совсем неизвестно, захочет ли наш самый справедливый в мире суд заступиться за какую-то студентку, решившую судиться с полицейским ведомством. Подобными делами «запретников» суды завалены, и решения заготовляются заранее, по шаблону. Знаю случай, когда женщине вручили решение на мужское имя, так и выслали.

* * *

Отъезд Вероники был похож на бегство. Законопослушная, она спешила покинуть Россию в те предписанные ей три дня — знала, что иначе ей грозит насильственная депортация. Уехала в Грузию просто потому, что у этой страны безвизовый режим с Туркменистаном.

Сама она, кроме иска в суд, никаких жалоб никуда не писала. Отчаянную борьбу за возвращение любимой дочери вела ее мать Татьяна: обошла все приемные Москвы, написала письмо самому В.В.Путину. Из Администрации Президента ей приходили регулярные ответы: письмо на контроле, оно послано для выяснения обстоятельств в ответственные инстанции…

И все-таки правда, что в канун Нового года иногда происходят чудеса. Мое ходатайство и документы Вероники (она прислала мне все сканы) нашел время лично изучить зам. начальника Главного управления по вопросам миграции МВД России А.В. Краюшкин, и 29 декабря, в последний рабочий день уходящего года, нам сообщили, что запрет Веронике на въезд в Россию будет отменен.

Я поспешила обрадовать Веронику, но она не могла поверить, что это правда. Она уже смирилась с мыслью, что счастливый период, когда удача ей улыбалась, и она чувствовала, что не напрасно живет на свете, кончился, и теперь вся ее жизнь пошла крахом. Клеймо «нежелательного лица» будто выступило у нее на лбу. Случайно оказавшись в прекрасной стране, которую давно мечтала увидеть, она чувствовала себя такой несчастной и одинокой (здесь не было у нее ни одной знакомой души), что «даже на улицу из гостиницы стеснялась выходить, не хотелось ни с кем знакомиться — чувствовала себя как прокаженная». Спасали ее только звонки и электронные письма матери, более дорогого и близкого друга у Вероники нет.

2 января я встретилась с ее матерью, Татьяной. Моложавая, уверенная в себе женщина, она превращалась в растерянного ребенка, когда раскладывала передо мной дипломы, похвальные грамоты, стихи и опубликованные в журналах рассказы Вероники, стараясь доказать, какая одаренная у нее дочь: «Неужели такая умничка не нужна России?» Татьяна принесла мне аудиозапись, которую сделал ее знакомый С.Н., сопровождавший Веронику в миграционную службу («может пригодиться как аргумент в суде»).

* * *

Расшифровку того аудио приведу чуть позже, а сначала — необходимая прелюдия. В университетском паспортно-визовом отделе Веронике посоветовали сразу идти к начальнице Василеостровского районного управления по вопросам миграции Н.И.Максименко («она — хорошая»), но та не приняла Веронику ни 8, ни 9 ноября. Даже такой разительный, казалось бы, аргумент, что 10 ноября Вероника вынужденно покидает Россию, и ей запрещено возвращаться до 2021 года, на «хорошую» начальницу не подействовал.

Мне никогда, слава богу, не доводилось бывать на допросах, но я много, конечно, читала у того же Солженицына, как велись эти «милые беседы» в сталинские времена. Слушая теперь аудиозапись приема Вероники в полицейской миграционной службе, я будто вновь переношусь в те проклятые годы массовых репрессий.

Веронике пришлось посетить миграционную службу Василеостровского района дважды — 8 и 9 ноября прошлого года. В первый день — в приемные часы начальницы Н.И.Максименко — Веронику принимать она отказалась, а прием вела заместитель Конверская.

Итак, аудиозапись.

Заместитель задавала Веронике вопросы: проживала ли она в Москве и нарушала ли общественный порядок. В понимании Вероники «нарушить общественный порядок» означало совсем не то, что хотела от нее услышать Конверская. Вероника была уверена, что произошла жесточайшая ошибка. Разве может переход дороги в неположенном месте более года назад настолько тяжко отразиться на будущем законопослушной студентки магистратуры? Но именно о штрафах ПДД и говорила Конверская. Допрашивали, где жила в Москве, какие протоколы в отношении Вероники составлялись, помнит ли она о них. «Конечно, нарушали общественный порядок!» — уверенно восклицала Конверская, а объяснить, почему же Веронике все-таки выдали трехмесячную учебную визу после тех самых «серьезных нарушений», не смогла.

По итогу допроса Веронике было вручено уведомление с оригинальным названием «решение о неразрешении въезда» без печати, без указания органа, который эту бумажку выдал. В конце значилось, что Веронике в течение трех дней необходимо покинуть Россию. И даже до 21 ноября, конца действия трехмесячной визы, остаться она в стране не может. «Выезжайте! Иначе вас ждет депортация!» — восклицала Конверская. Испугавшись такого натиска, Вероника отказалась подписывать это непонятное уведомление и попросила направить его по почте заказным письмом, может, тогда миграционщики представят официальный документ, а не филькину грамоту, который можно будет использовать для оспаривания в суде.

На второй день, 9 ноября, когда Вероника все-таки пришла за этим несчастным уведомлением, все было еще интереснее.

Действующие лица:

Вероника Куревлева — В.К.

Н.И.Максименко, начальник Василеостровского отделения миграционной службы, — Н.И.

Сотрудник миграционной службы — С.

А.Иванова, сотрудник миграционной службы, — А.И.

Сначала Вероника попыталась все-таки обратиться к «хорошей начальнице». Может быть, хоть она объяснит, что же вдруг случилось, почему студентку, у которой еще не кончилась трехмесячная виза, срочно выгоняют из России, словно преступницу?

В.К.: Здравствуйте, Надежда Ивановна. Можно к вам обратиться? Я вчера была на приеме у вашего заместителя…

Н.И. (пренебрежительно): Ну? И что?!

В.К.: У меня остались некоторые вопросы.

Н.И.: А у меня во вторник с 11.00 до 13.00 прием.

В.К.: Да, но мне нужно выехать завтра из России.

Н.И.: Ну, поезжайте.

В.К.: Хотя бы пару вопросов…

Н.И.: Нет, сейчас я ни на что отвечать не буду. У меня есть другие дела.

На этой фразе Максименко захлопнула дверь своего кабинета перед самым носом посетительницы. Но Вероника и на этом не сдалась, пошла к сотрудникам отделения, чтобы забрать уведомление.

С. (поняв, чего хочет от него Вероника): А-а-а! Вы вчера не хотели наше уведомление подписывать?

В.К.: Да.

С.: А сегодня подпишете?

В.К.: Да.

С. (обращаясь к своей коллеге, с сарказмом): Александра! Ваш выход! Девушка созрела!

А.И. (обращаясь к В.К.): Созрели, да?!

С.: Присаживайтесь.

В.К.: Вы даете мне уведомление, а основание вы мне не даете.

С.: Вам же все объяснили, у вас же ПДД.

В.К. (в слезах): ПДД, да. Вы меня выгоняете из страны, в которой у меня фактически единственный дом.

С.: Мы вас не выгоняем. У нас есть закон, все иностранные граждане, которые нарушают административное законодательство, обязаны…

В.К.: Понятно, но наказание должно быть соразмерно преступлению, в моем случае я не считаю, что это так.

С.: Ну, обжалуйте в суде тогда.

В.К.: Понимаете, я не виновата, что я в Туркмении родилась. Я русская, но родилась в Туркмении.

С. (усмехаясь): Так бывает! Но у вас же там хорошо в Туркмении, вот и поезжайте.

В.К.: Русских там не любят.

С.: Почему? У вас там, говорят, дешево все.

В.К.: Мне некуда возвращаться, вы понимаете? У меня ни родных, ни дома, я там пять лет не жила.

С.: Но вы же в школе там учились?

В.К.: Я училась в школе, а потом уехала в Европу учиться, приехала теперь в Россию, чтобы продолжить учебу и остаться жить.

А.И.: Вы можете обратиться в суд для отмены решения.

В.К.: Я буду обращаться, но мне приказано покинуть Россию в течение трех дней, сейчас куда мне ехать?

А.И.: Вы сейчас в суд обратитесь сначала, а потом выезжайте, оставьте доверенности.

(Беседа происходила в пятницу, впереди выходные.)

В.К.: Я все уже сделала, мне надо выехать в течение трех дней, у меня нет права остаться. У меня мама в России, друзья, знакомые, учеба, стажировка.

А.И.: Так как у вас родители здесь проживают, обжалуйте.

В.К.: А сейчас куда мне ехать, скажите мне?

А.И.: Вы сейчас в суд идите подавать жалобу

В.К.: Да как вы не поймете! Вот ваше уведомление: в течение трех дней покинуть РФ.

С.: А во Франции негде жить?!

В.К.: Во Франции я училась!

С. (обращается к своей коллеге): Все уезжают, пусть тоже едет. Есть закон, есть исполнение закона. Президенту вон пусть жалуется.

А.И.: Значит, судьба такая — жить во Франции!!! И не надо менять так часто место — то Франция!!! То Россия! То Англия! То Туркменистан!.. Гражданство-то всем надо именно в России!

А.И. (вручая уведомление Веронике): Держите, обращайтесь в суд с документами.

В.К.: Вот скажите, вы мне давали несколько виз подряд, а теперь всплыли штрафы, которым больше года, и все, мне въезд закрыли именно сейчас. Почему вдруг?

А.И.: Это не ко мне вопросы.

Во время всего разговора Вероника, не привыкшая плакать, рыдала навзрыд. Она, конечно, подписала уведомление, которое звучало как приговор:

«Я предупреждена о том, что в случае невыезда за пределы территории Российской Федерации в отношении меня будет принято решение о депортации».

Интересно, что некоторое время спустя, мама Вероники получила официальный ответ на свое обращение:

«Куревлевой В. в корректной форме была разъяснена причина отказа, в вежливой и корректной форме был разъяснен порядок действий и обжалования принятого решения».

Видимо, у миграционных чиновников свои представления о вежливости и порядочности. Действительно, ведь не пытали же они свою клиентку каленым железом — и разве сегодня расстреливают провинившихся мигрантов?

Но ладно, наши миграционные чиновники, оказывающие так называемые государственные услуги, не обязаны отчитываться об исполнении Христовых заповедей. Но свои-то подзаконные акты и инструкции они ведь должны исполнять. Миграционный главк МВД России потому рекомендовал питерским «блюстителям закона» отменить их неправовое решение, что во все регионы из московского офиса не раз посылались разъяснения, что нельзя заносить в базу «запретников» мигрантов, нарушивших Правила дорожного движения, тем более высылать их в такую закрытую страну, как Туркменистан.

Мало того, что питерцы пренебрегли этими указаниями, так они еще почему-то столь упорно на своей явной ошибке настаивали. Много в этой истории странного. Штрафы за нарушение ПДД Вероника оплачивала в основном 2 года назад, а за это время она раз 10 получила визу в Россию — приезжала повидать родных. В одном из своих писем она процитировала весь текст песни Визбора «Мама, я хочу домой».

Помню, когда бывший директор ФМС К. Ромодановский презентовал как отличную новацию эту пресловутую базу «запретников», он с юмором, но всерьез подчеркивал ее главное достоинство: «База взяток не берет!». И создалось впечатление, что это некое бездушное чудовище, которое, невзирая на лица, калечит судьбы как попало. Но зачем в прятки играть? Списки «нежелательных» лиц составляют живые люди. Любой из них, конечно, может случайно ошибиться. Но если ошибки идут таким косяком, не пора ли МВД проанализировать истинные причины этих случайных (?) ошибок. Думаю, что страшная сказка со счастливым концом, отнявшая три месяца жизни у моей Вероники, может стать прецедентом, который будет наукой для всех сотрудников миграционной службы страны.

Почти каждый день в новогодние каникулы мы созванивались или общались по электронной почте с Вероникой. Она постепенно оттаивала. Написала однажды:

«Сегодня я наугад поехала в грузинскую деревню. Там кипела настоящая жизнь, и каждый день для этих людей был радостью. Они проживают каждый день своей жизни в привычных заботах — сварить свежий сулугуни, испечь вкусный хлеб и поделиться им с соседом, не важно, живет ли он в этой деревне всю жизнь или приехала случайно, как я».

10 января Вероника получила долгожданное письмо:

«Сообщаем, что ГУ МВД России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области принято решение об отмене решения о неразрешении Вам въезда в Российскую Федерацию.

Соответствующая информация направлена в ФСБ России для исключения Вас из списка лиц, въезд которым в Российскую Федерацию не разрешен».

Несмотря на то, что конец пытки был уже предрешен, ожидание встречи с мамой становилось для Вероники все более мучительным. Я старалась, как могла, ее поддержать:

«Знаешь, ничто в нашей жизни не бывает случайным. Наверное, это испытание послано тебе для чего-то. Подумай: для чего именно?

Мудрец нашего времени митрополит Антоний Сурожский говорил, что любить тех, кто нас любит, очень просто, а ты полюби тех, кто к тебе несправедлив, ведь, по сути, они подвигают тебя к самосовершенствованию. Так что можно сказать, что они — наши благотворители».

Она ответила:

«Да, «наши благотворители» открывают нам новую дверь для каких-то свершений. Моя жизнь до сих пор была слишком безоблачной, а эта ситуация сделала меня сильнее».

* * *

6 февраля я наконец-то встретилась с моей Вероникой. Она прилетела по туристической визе. Эту визу можно было получить в самый короткий срок. Однако туристическая виза не дает ей никаких прав. Она не может учиться, прервав свой академический отпуск, а тем более оформлять документы на получение статуса «носителя» русского языка, чтобы поскорее стать гражданкой России. Татьяна уже достала необходимые документы, подтверждающие проживание родной бабушки Вероники, гражданки России, на территории РФ.

Но — увы!

Теперь, согласно иезуитскому правилу «выедьте-въедьте», девушке предстоит сначала получить приглашение от той же самой василеостровской службы на учебную визу (снова – трехмесячную)… Причем получить эту визу Вероника сможет, только выехав из России куда-нибудь. И только после возвращения она получит ту самую годовую визу, которую у нее незаконно аннулировали. «Нормально ли все это?» — хотелось бы спросить у уважаемого министра МВД России Владимира Александровича Колокольцева.

Источник