Даже 30 лет спустя Афганистан не отпускает нашу страну. До сих пор та война отзывается каким-то странным эхом: с одной стороны — герои, с другой — «вас туда не звали». Да и сами бывшие солдаты-«афганцы» иногда будто не чувствуют себя тем боевым братством, которые есть, например, у ветеранов Великой Отечественной или чеченских кампаний. Впрочем, их можно понять: после вывода войск из Афгана про них будто позабыли, и вскоре они действительно станут солдатами страны, которой больше нет. Может, в этом виновата злая ирония судьбы? Ведь «афган» в переводе с персидского значит «молчание, безмолвие». «МК» нашел человека, который молчать не намерен. Капитан-разведчик, а ныне председатель исполкома Союза десантников России Валерий Юрьев рассказал, как на самом деле воевалось русскому солдату под жгучим афганским солнцем.
— Валерий Николаевич, а как началась ваша афганская история?
— Я бросился в самое пекло! Написал рапорт, покинул свою разведроту капитаном в Болграде, что под Одессой, и 27 ноября 1983-го прибыл под палящее солнце Афганистана. Тогда в воздухе витало, что вот-вот вспыхнут серьезные бои. Так и случилось — именно в это время битва за Афган развернулась с новой силой. Уже в апреле 84-го закончилось перемирие с одним из главных головорезов Афгана, который базировался в Панджшерском ущелье, — Ахмад Шах Масудом. Это ущелье в первые годы было как кость в горле у Советской армии — за два года там прошли две операции. И вот в апреле 84-го вспыхнула третья… Потери в то время оказались ужасными — по тысяче человек в год.
— Это было ваше боевое крещение?
— По сути, да. Там были две разведроты — моя в том числе. Я тогда был командиром разведроты 350-го полка, или, как мы его называли между собой, «полтинника». Нас высаживали из «вертушек» прямо в ущелье, мою роту на правом берегу Панджшера, соседей из 345-го — на левом. Там, кстати, они наткнулись на тюрьму с пленными. Минут сорок спустя стали десантироваться остальные части и формирования нашего «полтинника». Так началась уже третья, а моя первая боевая операция в Панджшерском ущелье. Как потом выяснилось, против нас стояло 10 тысяч душманов (иррегулярные афганские воины-фанатики, оппозиционные законной власти, второе название — «духи». — «МК»). Но мы победили, меньше чем за месяц их разбили. Не без потерь, конечно, но все же.
— Было ли у вас какое-то особое задание или миссия?
— Помочь разгромить бандитов! Правда, очень хотелось пленить Масуда, если честно. Но в это мало кто верил — его даже вычислить было крайне трудно. Сложность была еще и в том, что Ахмад Шах Масуд был и профессионален, и уважаем в народе — его люди как бы помогали населению едой, припасами, помогали даже урожай собирать! Поэтому просто уничтожить всех «духов» вместе с Масудом — была самая реальная задача.
— Скажите честно, была ли армия СССР готова к такой войне?
— Тут надо разделить — не готовы были по материально-технической части или же чисто в военно-оперативном отношении? Если говорить про техническое оснащение, то вряд ли кто-то даст однозначный ответ — у каждого был свой подход к войне. Красноречивый пример с обувью: я, как это ни покажется для кого-то странным, всю войну проходил в кирзовых сапогах — аж до дыр стер!
— А как же знаменитые кроссовки? Что ни фото с той войны, то воины и разведчики именно в них. Некоторые даже вспоминают, что за ними настоящая охота была. Дефицит!
— Я так скажу: кроссовки — это понты! Моя разведрота, например, никогда в них не ходила. Они невысокие, максимум по щиколотку. А что, если надо вброд пройти? Махом замочишь все ноги, потом мозоли, боль — и привет, санчасть. А с кирзой таких проблем не было никогда. Или камешек попадет — сапог снял быстро и вытряхнул. С кроссовками так не получится — надо расшнуровываться, а если еще обувь или носок мокрый, то вообще беда. Поэтому мой выбор в той войне — кирзовый сапог. Это лучшая обувь для того времени была: легкая, непромокаемая, быстро снимается. И крепкая!
— А другая экипировка?
— А вот с разгрузочными жилетами, или, как мы их тогда называли, лифчиками, действительно была напряженка. В начале Афганистана их вообще не было. Приходили на помощь трофеи — у «духов» забирали. Потом уже и наши начали шить. Но и тогда они были не очень удобные, приходилось самостоятельно улучшать в полевых условиях: нашивали дополнительные карманы для карт, сигнальных ракет и дымовых шашек. Бронежилеты тоже оставляли желать лучшего: максимум, что они держали, — это легкие осколки или пистолетную пулю на излете. А весили они дай боже… Но ничего не поделаешь, заставляли их надевать, иначе грозили взыскания вплоть до трибунала.
— Сейчас много споров про технику — подходила ли она для такой специфической войны?
— С техникой тоже много вопросов было. Например, знаменитые афганские БТР-70, которые были в моей разведроте. В них два бензиновых двигателя от грузовика «ГАЗ-66» — одно малейшее попадание, и бронетранспортер мгновенно вспыхивает, как коробок со спичками! Но кроме этого было много и чисто технических проблем — для того чтобы машина БТР работала нормально, должны быть коробки передач синхронизированы, чего всегда крайне сложно добиться. Чуть что не так — поломка! Встали — чинимся. Были проблемы у нас и, например, с пулеметом КПВТ, который встроен в башню БТР-70. Он даже для меня, бывалого офицера, был сложен в эксплуатации. А это часто была единственная палочка-выручалочка для нас…
— Были ли ситуации, когда техника в прямом смысле спасла, выручила вас и ваших бойцов?
— Сразу на память приходят танки Т-62 и Т-64. Вот они-то, без сомнения, были абсолютно готовы к войне в Афганистане. Они нас огнем частенько поддерживали. Даже если колонну нашу обстреливали, а у нас есть танки — мы не суетились, знали: танк ответит так, что мало не покажется. Так и было — выстрела хватало, чтобы интенсивность огня резко уменьшалась. Да, броня давала мощь и защиту, чего уж говорить. И мы их за это любили.
— Но ведь не только техника определяет, готова ли страна воевать, но и умение солдат и офицеров.
— А вот что касается готовности солдата и офицера воевать вообще, то тут были нюансы. В СССР как было? Каждый военный округ готовился к своему театру военных действий. Например, бойцов Туркестанского или Североазиатского военного округов старались направить именно в 40-ю армию, которая и воевала в Афганистане. Они ведь практически местные, знакомы с климатом. Вот их и была где-то половина — тысяч 50 «штыков». Но на деле оказалось, что они в военном отношении оказались подготовлены слабо. Иди другой пример — в 103-ю десантную дивизию определили бойцов из Белоруссии. Да, солдаты они отличные, но они не готовились к войне в горах и в жарком климате! Отсюда и потери…
— То есть можно сделать вывод, что все-таки СССР ввязался в войну, к которой не был готов. Верно?
— Я так скажу: армия Советского Союза отлично была готова к полномасштабной, даже к опустошительной ядерной войне. Но абсолютно не была приспособлена к противостоянию партизанским и бандитским формированиям. Война в Афганистане — это не фронты, дивизии и корпуса в обычном понимании. Это, по сути, партизанская война со своими законами и особенностями. И вот к этой задаче мы оказались не совсем готовы.
— А кто мог бы быть готов?
— Внутренние войска и милицейский спецназ, например. Это их учат работать с бандформированиями, с террористами. Они наверняка успешнее бы с ними справились. Впрочем, и мы в кустах не отсиживались. Били так, что хруст стоял! Но потери все-таки получились большие. Хотя смотря с кем сравнивать — те же США во Вьетнаме потеряли намного больше. И ничего!
— Афганистан у многих прочно ассоциируется с бесконечными вереницами колонн. Бензовозы, грузовики, бронетехника, на которой верхом едут бойцы… А вам приходилось сопровождать такие гуманитарные колонны?
— Конечно, приходилось! Это была часть нашей боевой работы. Как сейчас помню наш бросок в колонне по Гардезской трассе, в ущелье Алагар. Тогда там интенсивных боевых действий не было.
— Мандраж был?
— Опаска, конечно, была — ты постоянно напряжен. Особенно подливали масла в огонь слова некоторых ветеранов: на броне будешь сидеть — снайпер попадет или шальная пуля скосит. Спустишься внутрь бронетранспортера — при подрыве верная смерть! Но я старался эти россказни бывалых не слушать, чутье и знание обстановки всегда подсказывали, как ехать: на броне или в БТР. Потом привык.
— Когда в кинематографе пытаются донести ужасы афганской войны, обязательно показывают подрывы и нападения на такие гуманитарные колонны. А вам приходилось попадать под такие засады «духов»?
— Слава богу, меня миновала чаша сия. Но однажды прямо передо мной БТР подорвали… Перед глазами стоит картинка, как левое колесо отлетает в сторону, людей, сидящих на броне, посбрасывало вниз, почти всех контузило. Но, слава богу, выжили все. Мы мгновенно заняли круговую оборону, отстреливались.
— В итоге все обошлось?
— На удивление, да. Потом мы произвели зачистку местности, дождались подкрепления и двинулись дальше.
— Раз уж мы заговорили о кино, сейчас самый, наверное, популярный фильм про Афганистан — это «9 рота». Фильм действительно нашумел: одни назвали его лучшим, другие — настоящим позором. А как вы к нему относитесь?
— Мой боевой товарищ и наставник, Герой Советского Союза Валерий Востротин, который и командовал той самой 9-й ротой, как-то беседовал с Бондарчуком-младшим о картине «9 рота». Валерий Александрович возмущался: «Ты показал в фильме, что мы тут только пьем и не воюем! Если бы мы так пили — как бы мы воевали?!»
— И что на это ответил Бондарчук?
— Попытался оправдаться излюбленной фразой киношников — все вольности и допущения были сделаны исключительно ради художественности. Без этого, мол, большого и интересного кино не бывает.
— И там действительно, на ваш взгляд, так много «вольностей и допущений», что с реальной ситуацией он никак не соотносится?
— Встречается иногда абсолютная чепуха! В фильме был некий прапорщик, играл его неплохой, в общем-то, актер Пореченков. Но его герой с такой злобой и ненавистью относился к своим бойцам, что просто диву даешься. Он натаскивал их, словно боевых псов, заставлял биться врукопашную, которая была бессмысленна в Афганистане.
— А что было важнее?
— Стрельба, оперативно-тактическая подготовка, ориентирование на местности, наконец. Но никак не рукопашная. Афган — это же не Куликово поле и не Бородино было…
— В «9 роте» Бондарчука был вопиющий эпизод — некий прапорщик продавал оружие на сторону. Особенно резанула фраза: «Кому война — а кому мать родна». А такое вообще было возможно в Афганистане?
— Я ничего похожего даже не слышал! У нас как было? Возвращаемся с боевых — сдаем все оружие замкомроты (заместителю командующего роты по хозяйственной части. — «МК»), каждый патрон, каждая граната, я молчу уже про автомат или пулемет — все было под отчетом. Так что никакой продажи на сторону быть не могло. История «загнать «ствол» была свойственна для Чечни (в период чеченской кампании 1994–1998 гг. и 1999–2005 гг. — «МК»). Но никак не для Афгана.
— Опять же, в фильмах часто союзников-афганцев показывают как ненадежных и даже предателей.
— А вот это больше похоже на правду! К союзникам-афганцам у нас, у боевых офицеров, отношение было особое. Если сдержаться и выразиться без мата — крайне негативное. Местная милиция «Царандой» больше мешалась под ногами, да и предавала часто. Обычные крестьяне-ополченцы, что с них взять? С ХАД — это местный аналог нашего КГБ был — работать было чуть проще, но все равно на них старались не опираться — информацию противоречивую часто давали, бывало, что играли и вашим, и нашим. Гражданская война, что тут скажешь…
— А местное население?
— А вот с местным населением старались не контактировать. Если было возможно, вообще обходили их селения стороной.
— То есть то, что показали в той же «9 роте», когда кишлак накрывают из реактивных «Градов», — это было невозможно?
— Это вообще категорически запрещалось! Хотя были варианты, когда, допустим, в засаду попали, надо было как-то реагировать. Но это было точечно и очень редко.
— А как реагировали? Устраивали зачистку?
— Нет, обходились прочесыванием и переговорами. Мы же не американцы, которые во Вьетнаме учиняли расстрелы и погромы, будто фашисты, за каждого раненого или, не дай бог, убитого бойца. Если мы хватали бандитов, самосуда никогда не учиняли — передавали в компетентные органы.
— Но почему тогда вас, таких гуманистов и реально миротворцев, так не любили в Афганистане?
— А мы почти сразу проиграли идеологическую и психологическую войну. Политическое руководство СССР совершенно не учло исламский фактор. Нас как готовили? На политзанятиях, где офицер монотонным голосом зачитывал написанное. Скукота! Поэтому мы часто психологически были не готовы столкнуться с фактором религии, особой культуры и быта местного населения. Мы хотели мирно все сделать, убедить, что мы друзья — шурави. А вышло иначе…
Впрочем, я считаю, что мы победили! Мы пришли в Афганистан, построили школы, больницы, тоннели и мосты. И вышли оттуда победителями! По сути, мы не дали тогда международному исламскому экстремизму и терроризму просочиться на родную землю. Впрочем, точно так же сейчас происходит и в Сирии. Наши солдаты и офицеры грудью встают, чтобы зло не распространилось в Россию. И они обязательно победят!