Страсти по Божене Рынской & Игорю Малашенко продолжают накаляться.
На кону главный вопрос — дележ имущества покончившего с собой основателя НТВ. Было ли у него завещание? Кто будет объявлен наследником — предыдущая жена? Трое детей от первого брака? Или пребывающая в состоянии сильного душевного потрясения нынешняя вдова?
Казалось бы, круг претендующих на миллионы определен.
И тем не менее все может круто перемениться.
Общеизвестно, что Божена Львовна и Игорь Евгеньевич при помощи суррогатной матери несколько раз безуспешно пытались родить совместного ребенка.
И у Рынской, по ее словам, все еще остаются замороженные эмбрионы, которые — в случае их превращения в младенцев — могут существенно повлиять на наследственный расклад. «Я могу продолжить борьбу за нашего ребенка», — написала она на своей странице.
Даже если брак с Боженой будет аннулирован, или ее попытаются представить недостойной наследницей, или у нее просто не хватит сил и средств ввязываться в длительные судебные разбирательства с первой семьей, несовершеннолетние дети покойного, в том числе рожденные после кончины отца, получают обязательную долю в наследстве.
Ждущие своего часа эмбрионы — последний шанс Божены Рынской.
Со стороны это кажется совершеннейшим безумием, но что не безумие в этой дикой, разворачивающейся на глазах у всех трагедии нашего времени. Любовной, финансовой, виртуальной… Тем более что в мировой (и российской) практике подобные прецеденты имели место быть.
Консультант Российской ассоциации репродукции человека, юрист Ольга Зиновьева — единственный эксперт в России, который занимается этими вопросами. Наш разговор с ней состоялся незадолго до того, как умер Игорь Малашенко, в том числе он касался и разрабатываемого сейчас в Госдуме законопроекта о суррогатном материнстве; за два с лишним десятилетия, когда эта технология стала повсеместно использоваться для лечения бесплодия, изменилась не только медицина, но и сознание общества.
Что есть эмбрионы — потенциальные будущие люди или супружеское имущество? Что делать с ними после смерти одного из партнеров — принимать как наследство или уничтожать? Кто-то может сказать: куда катится этот мир? А кто-то, что прогресс не остановить, но важно направить его в цивилизованное русло.
«Если ты умер — какое у тебя бесплодие?»
— Ольга Владимировна, в вашей практике уже были случаи, когда после смерти одного из партнеров решалась судьба замороженных эмбрионов?
— В прошлом году в Ростове-на-Дону рассматривалось такое дело. Семейная пара в 2017 году пришла на программу ЭКО. Наступила долгожданная беременность, но через месяц прервалась, а еще спустя месяц скончался муж. Практически сразу после этого женщина приехала в клинику, чтобы осуществить повторный перенос. Врач поднял документы, и выяснилось, что пара заранее договорилась: если один из них умрет, оставшийся биоматериал уничтожается. Дама же не хотела утилизации и через суд требовала признать эмбрионы частью наследства.
— Вы думаете, она преследовала корыстные интересы? Или все же любила?
— При решении правовых вопросов нельзя исходить из романтических предпосылок. ЭКО — это способ лечения бесплодия людей, а не способ получить наследство или решить свои личные проблемы. Есть приказ Минздрава, и давайте относиться к этому ответственно. Если человек умер — какое у него может быть бесплодие? Я считаю, что необходимо исключить возможность воспользоваться биоматериалом после смерти человека, так как в результате могут появиться на свет новые субъекты права — и все окончательно запутается.
— Бывали случаи, когда женщины даже рожали от своих сыновей после их кончины — используя донорские яйцеклетки и сурмам. Какое же решение принял ростовский суд в случае с вдовой умершего мужа?
— Подобный случай в России действительно рассматривался впервые. По нашим законам наследовать можно вещь, имущественные права и обязанности. Но эмбрион не является ни тем, ни другим. Это некий правовой феномен. В юридическом смысле его можно сравнить с явлением природы. Вот идет снег — это что? Вы можете приобрести на него права? И вместе с тем он существует, вы его видите, можете потрогать.
Единственное место в законодательстве, где вообще прописано, что такое эмбрион, — это закон 1998 года «О временном запрете клонирования человека». Там сказано, что эмбрион — это человеческий зародыш сроком развития до 8 недель. В чем важность этого ростовского дела — здесь впервые был оценен статус эмбрионов и кому они принадлежат. Мужчина однозначно высказал свое желание запретить распоряжаться эмбрионами, полученными из его половых клеток, в случае его смерти, это относится к неотчуждаемым правам и составляет основу правового статуса личности. Я думаю, что суд вынес правильное решение — эмбрионы не являются частью наследуемого имущества и наследоваться не могут, к тому же это противоречит прижизненно выраженной воле умершего.
— То есть они были уничтожены?
— В начале ноября решение суда вступило в законную силу. Насколько мне известно, эмбрионы пока хранятся. По большому счету клинике все равно, совершить подсадку или нет, в данном случае она проявила принципиальную позицию, потому что это важно для будущего — с каждым годом таких дел становится все больше.
— Не только в России — но и во всем мире?
— Да, самое знаменитое дело «Эванс против Соединенного Королевства». Оно слушалось в Большой палате Европейского суда по правам человека в 2007 году. Англичанке поставили онкологический диагноз, который требовал серьезного лечения, влияющего на репродуктивную функцию. Врачи предложили ей перед этим сохранить свои яйцеклетки. А ее тогдашний партнер предложил хранить не просто яйцеклетки, а уже готовые эмбрионы. На свою беду, она согласилась, не подумав, что в этом случае биоматериал меняет правовой статус и становится их общим имуществом, принадлежащим не только ей, но и ему. Через какое-то время мужчина попросил утилизировать эмбрионы. Для женщины же это оставалась единственная возможность иметь генетически родное потомство, и она прошла все возможные инстанции, чтобы спасти эмбрионы…
— Спасла?
— Как следует из великолепно мотивированного постановления ЕСПЧ, которое есть и на русском языке, права обоих партнеров в паре являются абсолютно одинаковыми — и каждый из них может отозвать свое согласие на использование эмбрионов в любой момент, пока зародыш не помещен в женский организм. Мужчина вправе не хотеть или перехотеть иметь с женщиной общих детей.
— Но о каких равных правах можно говорить, если для женщины это был последний шанс стать матерью, а мужчина вполне здоров? Они находились не в равных позициях.
— Европейский суд со всем сочувствием отнесся к заявительнице, но с точки зрения духа и буквы закона этого оказалось недостаточно, чтобы склонить чашу весов в ее пользу. Нельзя создавать такой прецедент, ибо принудительное отцовство, как и принудительное материнство, недопустимо.
— Осмелюсь не согласиться. Разве мужчина и женщина могут быть равны в репродукционном плане, если в порции эякулята находится около 250 миллионов сперматозоидов, тогда как в месяц созревает в большинстве случаев всего одна яйцеклетка.
— Тем не менее с точки зрения юриспруденции женщина не может иметь больше прав только потому, что биологически иначе устроена. Эмбрионы Эванс утилизировали. Между прочим, это знаменитое решение ЕСПЧ легло в основу еще одного нашего российского кейса. Семейная пара, проживающая в одной из республик Северного Кавказа, подала на развод — они тоже хранили замороженные эмбрионы. И от мужа также поступило вскоре заявление утилизировать его биоматериал. Женщина подала в суд. Так как ситуация редкая, в профильном интернет-издании вышла статья, где описывалась эта коллизия, — разумеется, никаких личных сведений опубликовано не было… Но в наше время при желании можно вычислить город, где проживала эта семья. К началу второго заседания в суде огромное количество представителей СМИ, в том числе федеральных, огласка оказалась настолько широкой, что истица не выдержала свалившегося на нее внимания. В итоге она отказалась от иска. Лишь бы прекратить начавшуюся шумиху. В любом случае она проиграла бы — так как подобные решения основываются на деле Эванс.
Мужчина на веревочке
— Дорого ли хранить эмбрионы?
— В среднем стоимость хранения порядка 6 тысяч рублей в год. Если есть большой перерыв в оплате, то клиники обычно связываются с забывчивыми владельцами эмбрионов. На самом деле это колоссальная проблема, потому что эмбрионы десятками тысяч лежат невостребованными в жидком азоте. Рано или поздно этические комиссии принимают решение об утилизации.
— Бывает, что утилизировать эмбрионы хочет женщина, а мужчина против?
— Лично я не сталкивалась с таким. Хотя в массе своей мужчины неохотно участвуют в процедурах, связанных с ЭКО. Ситуации бывают разные. Всем известно, что иногда при подсадке используется донорский биоматериал — яйцеклетки или сперма. Донор не имеет никаких юридических прав на будущего ребенка. Муж или партнер — это фактический и юридический отец. Клиника не полиция нравов, отказать в оказании медицинских услуг паре, не состоящей в браке или состоящей в разных браках, она не имеет права. Ведь когда люди зачинают ребенка естественным путем, их никто об этом не спрашивает. Обратилась пара. Он был записан как партнер, в результате ЭКО она родила девочку. Через какое-то время мужчина обратился с иском, чтобы его признали не партнером, а всего лишь донором спермы — так как не хотел платить алименты. Разумеется, суд не встал на его сторону, так как сейчас грамотные клиники очень серьезно подходят к составлению подобных документов, и мужчина прекрасно знал, что подписывал.
— И тем не менее были случаи, когда врачей обвиняли в том, что пациенткам без разрешения подсадили эмбрионы не от мужей. А спустя годы выяснялось, что отцы воспитывают не своих детей.
— Я не вела подобное дело, но мы консультировали клинику в такой ситуации. При выполнении ЭКО выяснилось, что качество спермы у мужа в момент сдачи было настолько плохим, что ее невозможно было использовать. Это принципиально важный вопрос, так как у пациентки только что забрали ооциты — и их нужно было либо немедленно оплодотворить, либо замораживать. А это разный эффект и цена. Была заключена устная договоренность об использовании биоматериала анонимного донора, причем оба партнера были в курсе происходящего. Договаривался об этом сам юридический отец. Но в документах это не отразили. К сожалению, ребенок родился тяжелобольным — и его патология была обусловлена генетически. Спустя много лет родители решили судиться с клиникой и получить хоть что-то… Такова версия медиков. И я в нее охотно верю, потому что знаю, как небрежно в прежние времена медперсонал мог отнестись к заполнению бумаг. Но подсовывать левого донора, да еще тайно, у врачей резона нет. Им гораздо проще заявить: извините, но ничего не получилось, и предложить пройти процедуру повторно.
— Как часто экошные и суррогатные дети рождаются с серьезными патологиями? Можно ли доказать вину врачей?
— Увы, все на свете генетические исследования провести нереально. Вины медиков нет. В случае с суррогатными матерями чаще всего неудачную беременность прерывают.
— Пятнадцать лет назад, в 2004 году, я писала о мальчике, родившемся от суррогатной матери, — генетические родители не захотели тратиться на дополнительный скрининг, появился ребенок с синдромом Дауна, от которого отказались обе стороны. Несчастный малыш попал в детский дом, следы его затерялись. Биологическая мама еще возмущалась, что ей подсунули некондиционного ребенка!
— Не спешите обвинять родителей. Для них это тоже потрясение. В конце концов люди платят значимые деньги не для того, чтобы совершать родительский подвиг всю жизнь. Они не на это рассчитывали. Помню другую историю с совершенно здоровым ребенком — пара ждала двойню, к моменту рождения генетические родители разошлись, в итоге они захотели забрать только одного младенца, а другого оставить на попечение государства. Очень интересная постановка вопроса. Поэтому сейчас в контракт нередко вносят пункт о том, что генетические родители обязуются принять на себя обязанности по воспитанию и содержанию родившегося малыша. Хотя с точки зрения закона подобные заявления на самом деле никого и ни к чему не обязывают. Все на совести самих людей.
— В российских сериалах часто обыгрывается обратная ситуация, когда обе стороны бьются насмерть и делят новорожденного. В реальной жизни такое бывает?
— В последнее время у нас в Санкт-Петербурге был только один яркий пример: суррогатная мать удерживала рожденную ею двойню почти год, чтобы получить вне очереди квартиру как многодетная мать-одиночка. После родов она сразу же встала на улучшение жилищных условий. Суд принял единственно верное, хотя и спорное с точки зрения формального применения закона решение — детей вернули генетическим маме с папой. Но это было непросто. К огромному сожалению, подобные недобросовестные женщины вносят сумятицу в и без того сложный и болезненный рынок суррогатного материнства в России.
Гугл-переводчик в помощь
— Как найти хорошую суррогатную мать? Через клинику? Чем обезопасить себя?
— Обычно клиники от данного вопроса предпочитают абстрагироваться. К ним приходят уже со своими кандидатками. Как правило, подбор — это либо забота самих генетических родителей, либо функция суррогатных агентств, их деятельность в нашей стране не лицензируется. Заработок агентств таков — средняя стоимость контракта на так называемое обеспечение беременности и поиск сурмамы составляет в среднем от двух миллионов рублей, суррогатная мама обычно получает миллион или меньше. И, увы, этот рынок тоже подчас является полем для злоупотреблений. Совсем недавно российская суррогатная мать родила ребенка для немецкой пары. Посредники предупредили, что в случае выполнения кесарева сечения цена возрастет на 4,5 тысячи евро. Затем сообщили родителям, что пришлось прибегнуть к экстренному кесареву, поэтому им необходимо незамедлительно перечислить деньги, однако медицинские документы, доказывающие это обстоятельство, получить невозможно, так как в России непреодолимый уровень бюрократии… Это же самое агентство недоплатило и сурмаме. Во время передачи ребенка в роддоме женщине удалось вложить в руки генетическому отцу записку с номером своего телефона. Так как агентство не допускало их прямого общения. Но они все-таки встретились и при помощи гугл-переводчика выяснили, что их обоих обманули. Мы постараемся привлечь мошенников к ответственности.
— Поддерживают ли генетические родители отношения с суррогатной матерью? Не боятся ли, что когда-нибудь она предъявит права на ребенка?
— Те, кто ищет маму самостоятельно, пытаются на протяжении беременности во всем ее контролировать. Те же, кто прибегает к услугам агентств, чаще всего дистанцированы. Есть и такие, кто забирает уже готового ребенка. После родов семьями не дружат. Да это никому и не нужно, я думаю. Суррогатное материнство — не какая-то необыкновенная вещь или сюжет для сериала, здесь не должны бушевать страсти, это медицинская технология лечения бесплодия, именно так к нему и следует относиться.
— Много мужчин рожают сейчас для себя. Вспомним того же Киркорова. Есть примеры, когда люди нетрадиционной ориентации также вынашивают генетически родных детей при помощи суррогатных матерей. Что в этом случае ставится в паспорт — пропуск? Еще пару лет назад, помнится, это приводило к жутким скандалам.
— Отсутствие полового партнера для женщины является, например, показанием к ЭКО. И, конечно, нельзя поражать мужчину в правах только из-за того, что у него по разным причинам нет подходящей для зачатия партнерши. Сейчас легализация таких детей стала вполне рутинной процедурой. В прошлом году наши загсы анализировали статистику в Санкт-Петербурге, было рождено и зарегистрировано около 170 суррогатных младенцев. Среди родителей — восемь одиноких женщин и девять одиноких мужчин. Чаще всего это дети однополых пар. Запретить им иметь своего малыша — это дискриминация. Поэтому отработана абсолютно законная технология получения детьми одиноких пап (с мамами проще) свидетельств о рождении. Вначале органы загса формально отказывают им в выдаче документа с пропуском в графе «мать». Суд признает отказ органов загса недействительным и обязывает осуществить актовую запись и выдать свидетельство о рождении ребенка с указанием только отца. Это достаточно понятные для судов процессы, так как ребенок уже рожден, генетически он является родным данному мужчине — и подобное решение, безусловно, выносится в его интересах. Он имеет право воспитываться своим отцом.
— Не проще ли вписать в документ ФИО суррогатной матери, чтобы не было таких проблем?
— Зачем одинокому мужчине лишнее обременение? Женщина выполнила свою функцию, получила за это вознаграждение, больше от нее ничего не требуется.
— А как же мораль? Нравственность? Духовные скрепы? Жить, зная, что у тебя нет матери…
— Вообще технологии ЭКО — тема очень болезненная для нашего общества, а использование суррогатного материнства — особенно. Хочу заметить, что эта сфера регулярно подвергается атакам со стороны законодателей. По сравнению с этим даже атаки православных организаций гаснут. Те нормы и правила, которые существуют, в том числе медицинские, на мой взгляд, уже регулируют все что следует. Но есть законодатели, которым неймется.
За последние три месяца появилось целых два законопроекта, которые затрагивают эту тему. Это пока просто предложения. Одно из них внесено Виталием Милоновым.
— Можете уже ничего не говорить.
— Да, он в очередной раз делает попытку забюрократизировать этот вопрос огромным количеством договоров, ведением каких-то реестров, возложить эту обязанность на муниципальные органы. Я когда читала пояснительную записку, то понимала, что это недопустимо.
С какой стати нужно предъявлять требования к генетическим родителям как к усыновителям, включая обязательное состояние в браке, наличие определенного уровня образования, удовлетворительных жилищных условий, зарплаты; несчастных людей, которые пришли лечиться, хотят заставить в обязательном порядке проходить школу приемных родителей? Законопроект дискриминирует генетических родителей, и без того пораженных в своих репродуктивных возможностях, он является ярким примером попытки государства вмешаться в частную жизнь граждан еще и с этой стороны.
Суррогатное материнство — это только способ лечения бесплодия, есть приказ Минздрава РФ, который регулирует вспомогательные репродукционные технологии. Как мне кажется, этого вполне достаточно.
Единственный важный и нужный момент, о котором давно идут споры, — это подтвердить примат права генетических родителей. В данный момент юридической матерью считается та, кто родила. Это вносит определенную неопределенность и проблемы в ее отношения с генетическими родителями. Было бы правильным изменить законодательство, чтобы именно им и принадлежало право решать судьбу своего ребенка с момента его рождения.
КОММЕНТАРИЙ ЭКСПЕРТА
Марина СИЛКИНА, кандидат юридических наук:
— История с замороженными эмбрионами Божены Рынской может стать показательной.
Не бывает детей второго сорта. Какими правами обладают «посмертно зачатые» дети и смогут ли они помешать вступить в наследство остальным наследникам?
Что вообще считать моментом зачатия — соединение в пробирке яйцеклетки и сперматозоида или перенесение эмбриона в материнское лоно?
На данный момент согласно Семейному кодексу РФ, ст. 48, к наследованию могут призываться дети, зачатые при жизни наследодателя и живорожденные в течение 300 дней после смерти наследодателя. Кроме того, даже при наличии завещания такие дети имеют право на обязательную долю в наследстве (ст. 1149 ГК РФ). Нотариус при этом обязан приостановить выдачу свидетельства о наследстве и уведомить об этом других наследников (ст. 1163 ГК).
Таким образом, ключевым моментом будет являться момент зачатия, его толкование не только в медицинском, но и в юридическом смысле. А также наличие дополнительных условий признания права наследования таким ребенком. При этом в случае судебного разбирательства остальные наследники могут надолго, возможно, на годы оказаться в весьма подвешенном состоянии, не имея возможности спокойно распоряжаться завещанным имуществом.