Лайкать, постить, френдить, хейтить — эти слова уже вполне вошли в речь поколения, рожденного Интернетом. Для многих же сограждан старшего возраста они звучат в лучшем случае как страшные заклинания. То ли дело нецензурная брань — она еще куда как понятна. Впрочем, про обсценную лексику умолчим. А пока «МК» решил провести небольшое исследование и выяснить, какие слова русский язык потерял, какие приобрел, а что вернул в родную словесную гавань.
Слова, которые мы потеряли
Помнит ли кто-нибудь сейчас слово бабиться? Не переживайте, я никого не оскорбляю, а просто предлагаю перечитать классику. Открываем поэму Гоголя «Мертвые души» и видим: «Ну, черт с тобой, поезжай бабиться с женою». Выражение всего-навсего означает «проводить время в компании женщин». Сейчас сказать подобное по меньшей мере странно, как и назвать официантку подавальщицей, хотя именно так именовали представительниц этой профессии.
Кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института русского языка РАН Анна Занадворова рассказала корреспонденту «МК» об игре под названием меледа. В ней нужно было особым образом снимать кольца с металлического стержня. Для этого совершалось множество манипуляций. У этого слова присутствовало даже переносное значение — «мелкая, незначительная, но кропотливая работа».
Теперь кажется забавным, но еще в советские времена учитель мог сказать ученику: «Ты много пропустил, тебе надо повторить зады». Это значит: то, что проходили в начале года, стоит подтянуть, закрепить. Сегодня из-за «низкой телесности» этого слова оно ушло.
Уплыл постепенно в прошлое и язык «новых русских», замененный сленгом «эффективных менеджеров», отличающийся нарочитой вежливостью и осторожностью: оформим договорчик, страховочку. Кстати, знаменитое в натуре тоже возникло из предшествующего натурально, обозначавшего «конечно», «разумеется».
Естественным образом исчезли слова, которые обозначали реалии прошлого. Например, профессии: ямщик, денщик; названия денег: грош, алтын; меры веса, длины: аршин, сажень, верста, пядь; предметы быта, многие названия одежды… Иногда, читая классиков, мы вынуждены смотреть в словарь. Иначе не поймешь, что такое архалук, редингот или армяк. Даже трудно представить, как выглядели эти наряды. Зато вошли в разговорный обиход и новые заимствования: худи (толстовка с капюшоном и карманом спереди), лонгслив (трикотажная кофта с длинным рукавом) и свитшот (толстовка с круглым вырезом).
Однако настоящая драма русского языка, считает профессор РУДН Елена Ремчукова, в том, что до сих пор мы не можем нейтрально обратиться к женщине. В 1990-е годы пытались возродить обращение сударыня, но не прижилось. Мы потеряли и слово товарищ, несмотря на моду на «советское ретро» в современной культуре.
В значительной степени изменились нормы этикета. Из наших писем ушли обращения многоуважаемый, глубокоуважаемый. Пропали и названия одежды. Раньше было популярно слово батник — разновидность рубашки. Оно упоминается в фильме Рязанова «Служебный роман», когда секретарша Калугиной Верочка рассказывает ей о модных поступлениях. Такие рубашки есть и сейчас, но слово забылось.
Слова, которые мы вернули
Кто бы мог подумать, что один из самых популярных союзов в блогерской среде — ибо. Этот пыльный книжный архаизм достали и используют в бытовых ситуациях. Например, в Сети пишут: «Блин, надо есть быстро, ибо иначе сметана вытечет на брюки». Однако и здесь, как в случае с «потерянными» фразами, не все так просто.
Многие вчерашние архаизмы обретают в современном языке иной смысл. Вот вам пример: слово маклачить. Раньше маклаком именовали посредника при мелких сделках, то есть маклачить — это спекулировать. Сейчас в блогах встречаем самое разное употребление: тяжело работать — «маклачить на трех работах», «ишачить» — или просто что-то делать.
Судьба лексики, казавшейся приметой прошлого, но возрожденной в посткоммунистической России, довольно интересна. Тут и бесконечные лавки с трактирами, ресторациями и даже тавернами. Любопытно, что в таком наборе смешались заморские приобретения и старославянские названия.
Пожалуй, самая любопытная история приключилась с российско-советским бомжем, стойко ассоциирующимся с 1990-ми и перекочевавшим в новое тысячелетие. Оказывается, что слово бомж куда старше. Его употребляли в милицейских протоколах еще в 1920–1930-е годы, но тогда оно обозначало не опустившегося бродягу, а человека, точный адрес которого при аресте не был известен. У него не было отрицательных коннотаций.
Слова, которые мы переоценили
Шутки про современных школьников, которые думают, что Онегин распечатал письмо с помощью принтера, — совсем не выдумки. Окажись герой Пушкина в нашем супертехнологичном веке, он наверняка переписывался бы с Татьяной в социальных сетях.
Анна Занадворова отмечает, что блоги и социальные сети теперь становятся кузницей создания новых смыслов.
— Ребенок обиженно говорит: «Он меня подписал». «Так это же хорошо!» — отвечаю я. «Ты не понимаешь: он меня не добавил в друзья, а только оставил в подписчиках…»
По-новому теперь воспринимается и выражение идти вразнос. Ранее так говорили о разнузданном поведении. Теперь же некоторые используют его и применительно к физическому состоянию: «зуб выдрали, хожу хромаю, тело идет вразнос».
Новое слово ушедшего года — токсичный. Раньше оно использовалось исключительно в значении «ядовитый» и касалось производства химикатов. Теперь токсичным может быть все: человек, общение и даже доходы. Отсюда и обратное ему — детокс, то есть отказ от вредных привычек, будь то жирная пища или интернет-зависимость.
В свою очередь, Елена Ремчукова, говоря о феномене слова токсичный и им подобных, отмечает, что в данном случае термин становится общеупотребительным словом. «Мне это не очень нравится, потому что злоупотребление каким-либо слово всегда плохо, — объясняет эксперт. — Возьмем, например, комфорт. Это слово имело определенное значение: что-то создающее удобство, в основном предметы мебели. Теперь появился «комфортный человек». Я не понимаю, что это такое! Дальше больше — фраза: «Мне с ним некомфортно». Слово из мира вещей притянули в мир человеческих отношений. Оно там убого и неуместно».
Многие слова вторично заимствуются в новом значении. Например, резюме, реплика или интервью — последнее уже давно означает не только жанр журналистики, но и собеседование при поступлении на работу.
Вспоминается интервью конца 1980-х с академиком Дмитрием Лихачевым, в котором он сетовал, что из речи практически полностью выпало слово любезность и производные от него. Дело в том, что часто уходят не сами качества, а их социальный престиж. Например, слово амбициозный раньше имело отрицательную оценку, а сейчас характеризует современного человека, который хочет многого достичь, — как и словосочетание делать карьеру.
Интересно, что привычное в криминальных разборках понятие наезд на самом деле имеет давние корни. В толковом словаре под редакцией Н.Ю.Шведовой за 2008 год оно идет с пометой «устаревшее». Так в старину называли кавалерийский набег. Другой пример: двушкой сейчас называют двухкомнатную квартиру, а не двухкопеечную монету.
Что ни говори, классика — идеальный инструмент для наблюдений за словесными метаморфозами. Взять хотя бы роман Толстого «Анна Каренина», в котором читаем: «Кити смотрела вдаль своими дальнозоркими глазами». Очевидно, что никаких проблем со зрением у героини не было, а напротив, она видела даже слишком хорошо.
Слова, которые мы образовали
Современные новые слова, как правило, возникают из англоязычных заимствований: лайки, перепосты, фейки. Во многих из них еще не устоялась норма ударения. Например, кто-то говорит «фрЕндить», а кто-то — «френдИть». Исследователи считают, что эти слова никуда не уйдут, поскольку они обслуживают саму механику общения в Интернете.
Елене Ремчуковой очень нравится слово флексить, что на молодежном сленге означает «отдыхать, тусоваться, ничего не делать». «Мы принимаем те слова, которые адаптируются нашим богатым словообразованием. Например, от любого заимствуемого глагола мы можем образовать огромное количество производных. Вот и получается отфлексить, пофлексить и нафлексить».
Интересная судьба у слов дедлайн и фейк. Еще года три назад, когда известный лингвист Оксана Иссерс делала доклад про слово фейк, оно воспринималось как относительно новое. Сейчас его постоянно употребляют и политики, и журналисты. То же самое — с дедлайном. По словам эксперта, мы все живем в мире концентрированного дедлайна, когда надо постоянно что-то сдавать: документы, статьи, и не только.
Кроме того, закон речевой экономии отменить невозможно. Фейк и ложь — не одно и то же. Фейк — это ложь, сконструированная специально. Часто его используют в рекламе, применяя так называемый «прием амбассадора», то есть привлекая мнимых экспертов. Аналогично — с новостями, в которых подтасованы факты. Мы не можем назвать их лживыми, а вот фейковыми — вполне.
Приживаются те слова, которые в русском языке приобретают свое устойчивое значение и не встают даже со своим английским переводом в синонимический ряд. К таким словам относится, например, креативный.
Елена Ремчукова вспоминает: когда в 2004 году она защищала свою докторскую диссертацию «Креативный потенциал русской грамматики», ее не ругал только ленивый: «Елена Николаевна, как вы можете, вы же лингвист! У нас что, нет слова «творческий»?!» Теперь слово творческий оставило за собой высокое значение, связанное с художественными творениями. Мы не можем сказать про Толстого, что он креативный, — разве что в шутку. В русском языке появились креативный продюсер, креативный директор и креативщик. Это слово позволяет охарактеризовать современную эпоху как эпоху креативную — ведь креативный означает «созидательный, но при этом использующий технологии, чтобы создать творческий продукт».