Он протянул мне свидетельство о своей смерти. «Коречников Игорь Евгеньевич. Гражданин России. Родился 7 августа 1965 года. Город Кустанай, РСФСР. Умер 16 марта 2010 года. Город Челябинск». «Супруга моя, Надежда, чтобы получить в Европе статус беженки, придумала эту жуткую историю — будто со мной расправились на националистической почве, а ей самой грозит страшная опасность, представила липовые документы, что я мертв… Самое удивительное, что ей поверили, — вздыхает мой собеседник. — В конце концов, дело европейцев — оставлять у себя авантюристов, но сейчас реальная опасность грозит моему старшему сыну — и помочь ему могут только в России…»Лагеря беженцев во Франции и Германии, жизнь среди нищих и экстремистов, работа по минимальному евротарифу за 80 центов час, тысячи километров пройденных им за 7,5 года дорог — в поисках женщины, которая его и «убила», матери двух его малолетних сыновей. Чтобы вернуть свою семью, 53-летний россиянин Игорь Коречников прошагал пешком через пол-Европы.
Бегство в сытость
В общем, жизнь у Игоря Коречникова была самой обычной, может быть, чуть более героической, чем у парней из его поколения, но ничего особенного. Он родился в Казахстане, в стране, которая тогда еще называлась СССР. Школа, потом техническое училище, армия. Мечтал стать подводником, но в результате выбрал небо — окончил Челябинское авиационное училище, учился на военного штурмана. По распределению попал на Дальний Восток. Служил в морской разведке на Тихом океане.
В гарнизон приехал с молодой женой, вскоре у пары родился первый сын — ему сейчас уже под тридцать. «Марина ее звали, а сын Илья, у него все хорошо, жаль, что мы редко встречаемся», — вздыхает Игорь.
Из военной авиации его самого списали по здоровью. При посадке произошла авария. Ему было всего 25. Вернулся к родителям в Казахстан без званий и без наград, так уж получилось, что и без жены — не сложилось у них.
Игорь ждал одну жизнь и готовился к ней, а по выходе получил совсем другую.
Русские в те годы бежали из бывших республик, бросали жилье, работу, тем же, кто оставался, приходилось совсем туго. В лихие 90-е кем он только не был — таксистом, монтажником, электриком… Со второй женой Надеждой Игорь познакомился в 2006 году, скажем прямо, при мистических обстоятельствах.
Мой герой протягивает оранжевую визитку с изображенным в левом углу треугольником, внутри которого нарисован открытый глаз. Масонский знак, символизирующий Великого архитектора Вселенной — обычный фейк, вряд ли обладательница необычной визитки была масоном, как известно: «рабы, женщины, нечестивцы и лишенные морали не могут быть приняты в орден».
На карточном квадратике написано: «Гурина Надежда Владимировна. Международный фонд духовного единства и согласия. Министерство здравоохранения Республики Казахстан. Ясновидящая и парапсихолог Республики Казахстан и Российской Федерации».
«Я собирался открыть небольшой бизнес, и знакомая предложила сходить к гадалке, чтобы узнать перспективы», — пожимает плечами Игорь. Кажется, что ему самому неудобно рассказывать такое, но из песни слов не выкинешь. «Сходил я к Надежде раз, потом еще и так и не понял, как так вышло, что она забеременела».
С фотографии, которую протягивает мужчина, на меня смотрит весьма интересная дама. Но взгляд тяжелый, цепкий. От такой, если только она сама не захочет, не сбежишь. «Приворожила она вас, что ли», — смотрю я на Игоря. Тот разводит руками: не знаю, мол.
Надежда растила старшую девочку от предыдущего брака. В 2007 году родился их общий первенец Назар. Вместо бизнеса Игоря супруга открыла кабинет психологической помощи. Кому-то представлялась ясновидящей, кому-то дипломированным специалистом. В зависимости от того, кого человек был готов перед собой увидеть. «Детство у нее было тяжелое, — защищает жену Игорь. — Собственная мама бросила ее на деда с бабкой. Я думал, вот родит она нашего ребенка — и жизнь сразу наладится», — обычный самообман всех влюбленных мужчин и женщин, что их половинку можно изменить.
«Надежда вложила средства клиентов в одну финансовую пирамиду в Интернете. Думала, что инвестиционный проект заработает, а пузырь лопнул, — сокрушается Коречников. — Сама компания была зарегистрирована на Ямайке, руководство сидит в Нью-Йорке, я посоветовался с умными людьми и понял, что все бесполезно, — до правды мы не докопаемся, а Надю или убьют или посадят».
«Я не брала у этих людей ни копейки, они сами играли, мой компьютер был только связующим звеном между игроком и проектом, — оправдывалась Надежда перед следствием. — Их очень много по миру, таких проектов. Они рождаются каждый день и умирают. Это рулетка, кому как повезет», — в общем стандартное и приевшееся объяснение, дескать, не виноватая я!
«Загрузил я быстрее вещи в машину и перевез их с сыном в Россию, — продолжает Игорь. — У меня к тому времени уже было российское гражданство, Надежде с Назаром оформили паспорта РФ по упрощенке, как членам семьи. Оставил их, а сам вернулся в Казахстан, чтобы во всем разобраться — долг на жену повесили 75 тысяч долларов, да еще с процентами».
Игорь продал квартиру с автомобилем. Какую-то часть вырученного вернул обманутым вкладчикам. На остальное нужно было обосноваться на новом месте. Они осели в подмосковном Дмитрове. В Москве мужчина принялся срочно искать работу. Предлагали должность второго пилота в авиакомпаниях, еще до встречи с женой, он сумел пройти переобучение и получить корочку гражданского летчика, но везде требовали свободное знание английского языка — а у него не было. «Да понимал я, что Надежда мной манипулирует», — бросает Игорь. Понимал, но сделать ничего не мог. В конце концов, это был его добровольный и осознанный выбор. «Со временем Надя начала заводить разговор о том, что неплохо было бы эмигрировать во Францию, получить там статус политических беженцев. Она утверждала, что какие-то ее знакомые готовы нам сделать визу и билеты за 7 тысяч евро и придумать историю нашего бегства, чтобы европейские власти в нее поверили. Честно говоря, я был уверен, что она несет полную чушь».
17 июня 2011 года сыну Назару исполнилось четыре года. Игорь хотел погулять вечером с ребенком. Перед выходом Надежда налила мужу чашечку кофе со странным вкусом… Пришел в себя — за окном черно, ни жены, ни ее дочки, ни мальчика, ни денег, ни вещей. «В полиции сказали, что заявление примут только через три дня. Кого я только не поднял, все свои связи подключил, пока выяснил, что Надя с ребенком уже покинули Россию и вылетели во Францию».
На остаток «квартирных» денег Игорь тоже отправился в страну мушкетеров. Собственно говоря, никакого четкого плана, как действовать дальше, у него не было. Ему было известно лишь местечко, в котором осела его жена, — Реймс, город, где на протяжении десяти столетий короновались французские короли. Над окрестностями его возвышался величественный Реймский собор, а в самом городе живут под двести тысяч человек. Искать среди них без связей в полиции и знания языка женщину без особых примет с двумя детьми — что иголку в стоге сена.
«Я купил себе велосипед, не знаю, на что я рассчитывал, просто колесил, куда глаза глядят», — вспоминает мужчина. Мимо проехал трамвай. Глаза в глаза на Игоря смотрела Надежда. «Трамвай остановился. И я как был, в шляпе, в очках, в совершенно дурацких европейских шортах, практически въехал на велосипеде к ним в вагон. Вы бы видели ее ошарашенное лицо! Она ведь была уверена, что я ее никогда не найду. Зато Назар обрадовался, что папа приехал».
Похороненный заживо
Я бы ни за что не поверила словам Игоря — уж больно фантастическим выглядит весь этот сюжет, хотя чего только не бывает в жизни, — если бы не многочисленные документы, которые он мне показал, он сохранил их все, до последней бумажки. Вот талон-уведомление, который получил в Управлении внутренних дел по Дмитровскому муниципальному району Московской области, когда кинулся искать пропавшую жену. А это ответ из Пограничной службы ФСБ России, в котором Коречникову И.Е. вежливо отказывают предоставить официальную информацию о пересечении границы Коречниковым Н.И. и Гуриной Н.В.: «Сообщаем, что законодательством Российской Федерации ведение поименного учета лиц, проследовавших через государственную границу, не предусмотрено».
А это, пожалуй, самый главный и самый страшный для Игоря Коречникова документ. О том, что его давно нет в живых. «Я, Гурина Надежда Владимировна, 2 ноября 1973 года рождения… Мой муж Коречников Игорь Евгеньевич работал в Кустанае пилотом 15 лет. Мой муж был на хорошем счету в компании. Но в 2009 году его вызвали к директору и сказали, что он должен уволиться, так как на его место уже есть другой пилот — сын акима (мэра. — Авт.) города. Ему последовали угрозы: «Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому».
Якобы из-за отказа подчиняться и уходить со своего места из-за сына «большого человека» Игорь стал жертвой уличного нападения, его избили неизвестные молодчики, нанятые отцом мажора.
Уголовное дело никто возбуждать не стал — раз в преступлении повинны большие шишки. Семью Коречниковых преследовали, требовали отдать все и убираться из Казахстана вон. «Зажали со всех сторон. Дочери было негде учиться. Детям было опасно оставаться в городе, 1 марта 2010 года муж отвез их к моей родной сестре…» — писала Надежда.
А 12 марта 2010 года якобы во время погрома Игорь Коречников был… убит. «Никакого расследования не проводилось, не считая того, что в течение нескольких дней в городе были беспорядки», — если бы Игорь не знал, что он целый и невредимый, он бы точно поверил сочиненной Надеждой истории. Так убедительно и трагически все это звучало. На этом злоключения «несчастной женщины» не закончились, преследование ее «осиротевшей» семьи продолжилось, некие злые люди пытались отнять единственную ценность — маленькую казахстанскую квартиру. И даже в России, куда «вдове» убитого Коречникова в конце концов удалось бежать, она не нашла покоя. На сестру, бежавшую вместе с Надеждой, в Москве совершили покушение.
Единственный выход был — попросить политическое убежище в Евросоюзе. «Ибо в этом я видела единственную возможность спасти свою жизнь и жизнь своих детей, меня не оставят в покое, пока не отправят на тот свет вслед за мужем. Я приняла решение ехать во Францию», — завершила свою эпопею Надежда Гурина.
— То есть вы умерли еще в 2010 году? — уточняю я у Игоря Коречникова.
— Получается, что так, — мнется он. — При встрече в Реймсе Надежда сказала мне, что не могла поступить иначе, кроме как представить меня убитым. Иначе ее бы никто здесь не оставил.
У Игоря оставалась маленькая надежда, что раз он нашел свою семью, то дальше все будет хорошо. «Выходные я пробыл вместе с ними в Реймсе, а утром в понедельник Надежду со старшей дочкой и сыном вывезли в городок Шарлевиль-Мезьер, где они должны были какое-то время пожить».
Разумеется, он отправился за ними. «Надежда убеждала меня, что готова сойтись со мной, если я найду причину задержаться во Франции, — здесь нам будет гораздо лучше, дети будут иметь хорошую медицинскую страховку, так как у Назара проблемы со здоровьем. В общем, она меня почти уговорила. Но официальным службам я все равно дал показания, что я живой. Да, когда человек всех обманул, как поступила моя жена, его, по идее, должны были немедленно выслать из страны. Но это бумажная волокита — и за одну минуту ничего не делается. Депортировать обманщика из Евросоюза, если уж он попал в эту систему с беженцами, достаточно сложно. А тут несчастная мать, с двумя, вернее, уже тремя детьми…», — запинается мой собеседник.
Во Франции Надежда сообщила мужу, что ждет третьего ребенка. «Я уверен, что он стопроцентно мой», — с необъяснимым упрямством восклицает Игорь. Хотя я его об этом даже не спрашиваю. Не это было главным. Родившая еще одного мальчика Надежда вскоре исчезла снова, и Игорь опять отправился ее искать.
На дне
Игорь Коречников приехал в Евросоюз на неделю в июле 2011 года. А вернулся в Россию в середине февраля 2019-го. Долгая, почти на восемь лет, получилась поездка. «На каком же основании вы находились все это время в Европе?» — спрашиваю я его. Оказалось, почти безо всяких оснований. В 2009 году они с Надеждой развелись официально и начали делить детей. «Я не хотел уезжать без моих сыновей», — объясняет Игорь. Он подал в суд иск о том, чтобы мальчики жили с ними, ведь, как он аргументировал, они были похищены его бывшей супругой, Надежда предъявила встречные требования — лишить экс-мужа права видеться с детьми.
Пока длились суды, оба они получили право пребывать на территории Евросоюза. Такие здесь правила.
«Ниже, чем я пал за эти годы, падать было уже некуда — самая убогая среда обитания, беженцы, маргиналы, преступники, — вспоминает Игорь. — Русскоязычные в лагерях для беженцев тоже попадались — в основном выходцы из Северного Кавказа, которые утверждали, что их притесняют на родине, была еще одна семья из Белоруссии. Из Центральной России никого не было».
Из Франции, где было еще ничего, здесь беженцам даже давали небольшие квартирки, пусть и в особых районах наподобие Сен-Дени в Париже, куда даже днем чужим лучше не соваться, Игорь вслед за семьей переехал в Германию, в которой условия для беженцев были несоизмеримо хуже, а количество требующих помощи от Евросоюза, гораздо больше.
Нюрнберг, деревня Зибнах в Швабии, Оберпфальц, Дабергер…
Лагеря, в которых он жил все эти годы, Игорь предпочитает называть концентрационными. По количеству постоянно пребывающего в них народа.
Самый большой лагерь назывался по местечку Цирндорф в Баварии. «Туда свозили беженцев со всех городов под полицейским конвоем. Людей были тысячи. Нас расселили в пожарную часть, из которой до этого выкатили все машины. Мы спали в огромном помещении, раскладушки стояли одна рядом с другой, как в детском саду в далеком детстве, мужчины, женщины, первое время все обретались вместе».
Где он только не был в поисках справедливости: в полиции, в миграционной службе, в благотворительных организациях. И везде объяснял, что все, что он хочет, — это найти свою жену, которую он считал недостойной матерью, и на этом основании забрать у нее детей.
Периодически он получал возможность видеть мальчиков, но только в присутствии работников социального ведомства, в маленькой комнате с казенными столом и стулом.
Он убежден, что такое непримиримое отношение к нему со стороны бывшей супруги было еще и потому, что помогать семье финансово он не мог.
Чтобы заработать себе на жизнь, а не только на бесплатный рис с подливой, в лагере мужчина выполнял самую простую работу, на которую не снисходили другие беженцы, за 80 центов в час, за минимальную ставку чистил снег, убирал мусор, разносил бесплатные газеты. На большее, увы, рассчитывать он не мог. Не позволял статус «дульдунг» — «ожидание покидания территории». В целом этот статус позволял находиться в стране легально, но сидя на чемоданах.
«Я был никем. Сходил с ума от своего бесправия. Язык не учил принципиально, — заявляет Игорь. — У меня постоянно спрашивали, почему же я не хочу интегрироваться, попытаться как-то изменить свое положение в лучшую сторону, например, закрепиться здесь, на что я отвечал, что однажды обязательно вернусь домой, что я — патриот России и не хочу оставаться на положении раба».
Возвращение
С Игорем Коречниковым мы встретились в подмосковном Дмитрове, куда он приехал после многолетних скитаний по Европе. Здесь у него нет своего дома, пока что нет достойной работы. Только в феврале он прилетел в Россию из Германии, вернулся на родину добровольно, хотя немецкие полицейские и сопроводили его до пограничной службы аэропорта.
«По их правилам, если меня не депортировали насильно, а я успел сделать так называемый «стопазюль», то вроде бы могу попытаться оформить визу заново и въехать по ней в Европу», — искренне надеется он.
Надежда с детьми остались в Германии. Мало того, по последним сведениям, она вышла замуж за гражданина этой страны. Это очень плохие новости: при желании тот может усыновить Назара и Яна — и тогда родной отец окончательно потеряет с ними связь. Но не факт, что дела действительно обстоят таким образом. «Надежде веры нет», — заключает бывший муж.
«Без сыновей бывшая жена не смогла бы задержаться в Европе. Когда она поняла, что объявить меня мертвым не получится, то заявила, что я представлял опасность для нее и для детей. А там очень мощное лобби организации «Югендамт» — ведомства по делам молодежи, представителей, как у вас называют, «ювенальной юстиции», отбирающих детей из семьи», — объясняет он.
Я вспоминаю, как несколько месяцев назад написала статью про немецкую семью Маркуса и Эдит Бергфельд, которые получили временное убежище в России, — причиной их бегства из Германии, по их собственному признанию, является преследование как раз со стороны «Югендамта», изъявшей у родителей пятерых детей за «плохое воспитание». Старший из мальчиков в итоге умер. Младший удрал из детского приюта и безуспешно пытался прорваться к родителям в Россию.
«Конечно, я знаю Маркуса Бергфельда, первую ночь, прилетев из Германии, я переночевал у них в Санкт-Петербурге, больше знакомых у меня не было», — утверждает Игорь.
«Мы два года оказываем посильную поддержку Игорю в его желании видеть детей. В нормальном, цивилизованном государстве права обоих родителей закреплены на законодательном уровне. В Германии они регламентируются Основным законом статья 6 часть 1, — считает Гарри Муррей, директор Европейского информационно-правозащитного центра. — Я полагаю, что супруга Игоря Коречникова перешла рамки допустимого, как минимум она совершила подделку документа, объявив мужа убитым, и бежала с этой легендой из Казахстана, также она незаконно, на мой взгляд, вывезла из России гражданина Российской Федерации Назара Коречникова. На основании смерти мужа она получила защиту в Германии от политических преследований, которых, вполне вероятно, не было тоже. Несмотря на то, что дети сейчас находятся с матерью, не факт, что она контролирует ситуацию с их безопасностью и здоровьем. Мы разговаривали с представителем здешнего ювенального ведомства, по его словам, прямой угрозы жизни мальчиков нет. Но в данный момент Надежда Горина находится в Германии на птичьих правах, государство больше не оказывает ей помощь, так как у нее нет статуса политической беженки, возможно, финансовые вопросы легли на плечи ее нового немецкого супруга, если тот существует, но не факт, что он захочет платить за чужих детей. Тем более что ситуация изменилась в худшую сторону — на днях у Назара обнаружили сахарный диабет первой степени — и ему требуется медицинское обслуживание».
«Я с ним еду в больницу. Десять лет не было диабета у ребенка, а тут пик, — говорит Надежда по телефону бывшему мужу. — Говорят, что такое может быть, если у ребенка был сильный стресс». У 11-летнего подростка взяли кровь в четырех клиниках, и все анализы показали, что состояние мальчика критическое. Еще несколько дней, и он бы мог впасть в инсулиновую кому.
«Возможно, немецкие власти помогут матери в такой ситуации?» — предполагаю я.
Игорь протягивает мне диктофон, где записан его последний разговор с бывшей женой: «Я уже три месяца нахожусь здесь без копейки вообще. Ни детям, ни мне… (сплошной мат)». Он не знает, обманывает она его снова или действительно сидит на мели в ожидании депортации с больным ребенком. Увы, в данной ситуации можно ожидать всего. И даже того, что детей у матери отнимут немецкие власти.
«Самое неприятное, когда из-за разборок родителей страдают дети, — продолжает Гарри Муррей. — Наиболее оптимальным и желанным выходом был бы, конечно, переезд сыновей Игоря Коречникова в Россию, где Назар, кстати, гражданин нашей страны, мог бы проходить адекватную медицинскую терапию и получать бесплатные лекарства».
На мое резонное замечание, что в Германии отличная медицина, может быть, лучшая в мире, Игорь только пожимает плечами: «Если есть деньги, то да или если ты гражданин, имеешь хоть какие-то права на пребывание, а мы там были людьми самого последнего сорта».
В Дмитрове вернувшегося Игоря пока что приютил бывший сосед. «Мы еще до отъезда познакомились, — говорит Владимир. — Я сразу понял, что в их семье что-то не так. А когда узнал историю мужика и сколько лет он разыскивал своих сыновей, через какие испытания прошел, то был просто в шоке».
Конечно, Игорь может обманывать самого себя, но только не женское сердце: его бесконечные попытки вернуть детей — это еще и нежелание окончательно прекратить отношения с бывшей женой, он говорит, что ничего не чувствует к ней, но это явно не так. Мужчины такие. Ведь так рьяно восстановить отношения с взрослым сыном от первого брака он почему-то не старается.
Вот как так получается, что нежных, преданных, верных женщин мужчины нередко не ценят, зато за другими готовы бежать хоть на край света?
За последние годы Игорь Коречников обращался во все правоохранительные структуры РФ, написал письмо уполномоченной по правам ребенка в РФ Анне Кузнецовой, но та отказалась вмешиваться в эту ситуацию: «Ваши дети живут на территории другой страны».
«Нигде нет демократии. Ни в Европе, ни в России, так, видимость одна», — размышляет мой собеседник.
Но что, если сыновьям действительно нужна его помощь? Что, если больше им надеяться не на кого? Или его опять обманывают и пытаются заманить в очередную ловушку, но Игорю уже за пятьдесят, слишком мало осталось времени, чтобы позволить себе совершить новую ошибку.
Что делать дальше, он не знает и уже опустил руки. Верить ли женщине, которая объявила его мертвым, гоняться ли за призраками прошлого или пытаться начать все сначала — в России, где он не был целую жизнь после своей «смерти».