Постоянный представитель России при Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе Александр Лукашевич призвал ОБСЕ дать оценку закону о государственном языке, принятому Верховной Радой Украины. Незадолго до 74-й годовщины победы Советского Союза над немецким национал-социализмом украинский парламент принял закон о тотальном доминировании украинского языка во всех сферах применения. «Призываем международные институты, в том числе Венецианскую комиссию Совета Европы и Верховного комиссара ОБСЕ по делам национальных меньшинств, высказать оценку соответствия языкового закона международно-правовым стандартам», – заявил Лукашевич. Он назвал показательным тот факт, что Киев не отправил закон на соответствующую экспертизу, несмотря на рекомендации. Представитель России в ОБСЕ призвал Специальную мониторинговую миссию подготовить тематический доклад о проявлениях национализма и неонацизма.
На «лингвистический радикализм» парламентского большинства также отреагировала украинская оппозиция, приступившая к сбору подписей под петицией, которая гласит, что граждане Украины, говорящие на русском, румынском и венгерском языках, «шокированы» новым законом, нарушающим сразу несколько статей конституции.
Почти одновременно с этим Конституционный суд Латвии признал законным полный переход школ национальных меньшинств на латышский язык. Из этого можно заключить, что если радикализм украинских депутатов вызывает вопросы, то в случае Латвии этот шаг полностью конституционен. Вопрос в другом: насколько фактическое упразднение двуязычия в странах, граждане которых говорят на двух и более языках, соответствует мировой практике? Особенно практике той части планеты, единство с которой декларируют власти Украины, Латвии и других стран-мучениц ушедшего в историю социалистического лагеря.
Начнем с Нового Света.
В США государственный язык один. На английском разговаривает 82,1% населения, на втором месте – испанский, являющийся родным для 10,7%, на французском говорит 0,63% американцев.
В штате Луизиана франкофоны составляют 4,6%, это больше, чем в целом по стране, но все равно немного (для сравнения: русских в Латвии – четверть населения). Тем не менее, власти штата еще в 1980-х годах ввели французский в школах как один из двух языков преподавания, он употребляется параллельно с английским в официальных документах.
В штатах Флорида, Нью-Мексико и Пуэрто-Рико делопроизводство ведется на английском и на испанском, работают испаноязычные телеканалы, киностудии, большинство уличных вывесок – на двух языках.
В штате Гавайи два официальных языка – английский и гавайский, на нем говорит очень скромная доля жителей, однако язык сохраняется, на нем преподают научные дисциплины в Гавайском университете в Маноа.
Подобный порядок вещей навеки закрепил Civil Right Act – принятый в 1964 году Акт о гражданских правах, запрещающий в Соединенных Штатах Америки любую дискриминацию. На Украину и Латвию действие американского акта не распространяется.
Следующую остановку в лингвистической экскурсии по Новому Свету можно сделать в Канаде, она того стоит. По действующей конституции, «английский и французский языки являются официальными языками Канады и обладают равенством статуса и равными правами и привилегиями в отношении использования их во всех парламентских и правительственных учреждениях».
Каждый имеет право получать государственные услуги на том или ином языке, свидетельствовать на них в суде. Государственные документы также публикуются на двух языках, депутаты федерального парламента выступают на одном из них по собственному выбору. Этикетки на товарах и продуктах, включая импортные, – в обязательном порядке двуязычные.
Это на федеральном уровне. Но дело в том, что 90% франко-канадцев (или квебекуа), составляющих 20,6% населения страны, живет в провинции Квебек и в соседних с ним провинциях Онтарио и Нью-Брансуик. В Квебеке французский признает родным 81% жителей, он является государственным языком. В соседних провинциях численность квебекуа значительно меньше. Но выход все-таки найден: в Онтарио французский используется как официальный, если доля франкофонов доходит до 10% от общей численности населения округа.
Из Нового Света перенесемся в Старый. Например, на Украину, ведь це Европа.
Сколько процентов украинцев считает русский родным языком – вопрос политический, разные украинские эксперты называют цифры от 17% до 40%, при этом в разных регионах страны пропорции еще больше разнятся. Но можно обратиться к такому авторитетному источнику, как американский институт общественного мнения Gallup, по данным которого 94% запросов с Украины в поисковые системы Яндекс и Google приходит на русском языке. Том самом, который Рада готова существенно, если не фатально, ограничить в правах.
Подобное невозможно себе представить, например, в Финляндии. Здесь проживает 5,4% этнических шведов, но государственных языков даже не два, а три – включая саамские наречия, имеющие официальный статус в районах исторического проживания. В 1996 в Финляндии был учрежден Саамский парламент, в функции которого входит самоуправление в сфере культуры и языка.
Бельгия. Основную часть населения этой страны составляют фламандцы – 60% и валлоны – 40%, говорящие соответственно на нидерландском и французском языках. Наряду с ними официальным языком Бельгии признан немецкий, используемый в восточной части страны.
Швейцария. Четыре государственных языка: немецкий, на котором говорит 63,7% швейцарцев, французский (20,4%), итальянский (6,5%) и ретороманский (0,5%).
Люксембург: три языка – летценбурш (люксембургский), французский и немецкий.
Великобритания. При государственном английском языковая политика страны направлена на развитие шотландского и гэльского наречий. Национальный язык Уэльса – валлийский, по закону 1967 года этот язык имеет равные с английским права.
Список стран, национальной и лингвистической доктриной которых является multiculturalism, можно продолжать, но думаю, что картина уже и так достаточно ясна. И эта картина радикально отличается от той, которую стремятся «нарисовать» власти Латвии, Украины и других неофитов Европы, рвущихся из объятий России в клуб либеральных наций. Провозглашая себя его «имманентной» частью, постсоветские политики воскрешают и берут на вооружение стереотипы родоплеменного сознания, делящего мир по национальному признаку. Или по языковому, ведь это одно и тоже.
Все это многократно повторялось в истории, в том числе в истории Европы, пока западноевропейцы не пришли к простому и спасительному выводу: национальный мир дороже национальных амбиций. Специалисты утверждают, что около половины населения планеты в повседневной жизни использует два языка и более. Но эти и другие доводы не желают слышать национальные царьки, предпочитающие упрямо наступать на одни и те же грабли. Или, хуже того, на мины.
Генеральный директор Института политических исследований Сергей МАРКОВ:
«Цель поставлена глобальная: русский народ должен уйти с арены мировой истории. Для этого его нужно расчленить, лишить силы, которой является государственность, и подчинить как более слабого. Важно также убрать с мировой арены Русскую Православную Церковь, как одну из духовных основ русского народа, минимизировать число русскоязычных граждан, сказать им: вы не русские, вы латвийцы, вы украинцы, белорусы… Населению юга России внушить мысль, что они не русские, а казаки, населению севера – что они поморы, населению Сибири – что они сибиряки, угнетаемые русским империализмом.
В наше время одна из основ политической борьбы – это борьба против идентичности. Политика русофобии, как одной из форм ксенофобии, не похожа, например, на политику насильственного уничтожения евреев. Современный расизм пытается уничтожить идентичность. Классический пример – Украина, гражданам которой внушается, что они не русские и должны покориться Западу, чтобы вместе с ним бороться против России.
Есть старая поговорка: «Чтобы уничтожить врага, нужно украсть его детей и воспитать их в ненависти к нему». Конечная цель – уменьшить количество русских, условно говоря, с 200 миллионов до 50 миллионов, выделив искусственно сформированные идентичности. Украинец – чисто политическая идентичность. Украинская идентичность, конечно, существует, но существует как часть русского народа, также как сибиряки, уральцы, казаки, поморы и так далее. А вот украинец как противоположность русскому – политический проект. В рамках этого проекта смена языка является частью политики насильственной смены идентичности. Люди не хотят ее менять, поэтому приходится подвергать их наказаниям, применять репрессивные методы. Война XXI века, в том числе гибридная, предполагает насилие как элемент более широкой борьбы за смену идентичности. Но русский народ не желает покоряться, он живет по своим правилам уже больше полутысячи лет, после падения татаро-монгольского ига».