Кемерово уже который день живет процессом над обвиняемыми в самом страшном пожаре последних лет. Взрослых и детей, сгоревших в ТЦ «Зимняя вишня» в прошлом марте, оплакивают заново — теперь в зале Ленинского суда. Формально дело числится за Заводским судом, ведет процесс тамошний судья Николай Быданцев. Но рассмотрение пришлось перенести в более вместительный храм правосудия. Хотя, например, 23 мая вмещать особо было некого.
Первыми по состоянию здоровья вызвали супругов Бахаевых. Мужчина с трудом стоял, поэтому ему разрешили давать показания сидя.
Сразу стало понятно: будет тяжело. Владимир Петрович плакал в течение всего выступления. Он рассказал, как за день до трагедии привозил гостинцы любимой внученьке Анечке. А на следующий день потерял сына, невестку и внучку.
Супруга Владимира Петровича Светлана Бахаева работала маркшейдером, но «Зимнюю вишню» назвала лабиринтом, выход из которого даже ей, работавшей в шахте, найти было непросто — всегда выводила внучка. «Мне давали слушать записи телефонных звонков, — рассказала женщина. — На одном из них я узнала голос сына, который говорил: «Аня, дыши». Говорил спокойно, сосредоточенно. А у меня сердце разрывалось».
Бахаевы предъявили гражданский иск с требованием компенсации морального вреда в размере 5 млн рублей. Но защита обвиняемых заявила, что потерпевшие получили от департамента соцзащиты по заявлению о матпомощи порядка полутора миллионов рублей, в которых, как утверждают адвокаты, были и деньги подсудимых.
Несколько раз судья пресек попытку адвокатов рассказать о неких 355 миллионах рублей, вложенных подсудимыми на счет департамента для пострадавших. Потому как документов, подтверждающих этот факт, в суд представлено не было. Однако защитники долго не сдавались и многократно повторяли информацию о том, что доказательства переводов они предъявляли в ходе следствия, но те не были приобщены к делу.
Татьяна Имгер была в кинотеатре вместе с 9-летней дочерью, которую тоже опросили в зале суда. Они пришли в тот день на сеанс мультфильма «Кролик Питер».
«Во время сеанса я увидела, как встают первые ряды, — рассказала женщина. — Медленно, не торопясь. Собирают вещи и выходят. Свет не включался, сеанс не прерывался, в зал никто не заходил с информацией о пожаре. Слух пополз с первых рядов и дошел до нашего, девятого. Я взяла дочь за руку и направилась к выходу. Когда мы дошли до экрана, из операторской пошел дым. Я знала, что нужно идти направо. Но какой-то мужчина, силуэт которого оказался передо мной, сказал, что туда нельзя, и мы все пошли налево. Мы пришли к тупику, где двое крепких мужчин пытались выбить металлическую дверь. Вокруг валялся хлам, которым они стучали по двери. Но она не поддавалась. Кто-то крикнул, что нужно ложиться на пол, иначе задохнемся. Мы с дочерью присели. Когда я поняла, что шансов нет, мы с дочерью направились туда, куда хотели бежать изначально. С нами пошли не все. Добежав до лестницы, мы увидели, как вдоль нее по периметру, на небольшом расстоянии друг от друга, стояли люди. Как только мы оказались на улице, постарались убежать подальше от здания. Одежда осталась внутри. Я подбежала к белому джипу и попросила женщину, которая находилась там, пустить ребенка погреться. Но мы оказались слишком грязными для этого… Горло болело так, будто туда налили кипятку, хотелось пить. Группа случайных подростков напоили нас, обтерли влажными салфетками. Кто-то из ребят снял куртку и отдал ее дочери».
Сначала эксперты установили средний вред здоровью Татьяны и ее дочери. А потом переквалифицировали в легкий, представив боли в горле как последствия ОРВИ. Женщина прошла повторную экспертизу в Томске, но к результатам никто не прислушался. Требование провести независимую экспертизу в Новосибирске удовлетворено не было. Но состояние здоровья усугубилось: в какой-то момент открылось кровотечение из связок. И уж вряд ли тому виной — внезапно появившаяся простуда…
На обеденном перерыве подсудимых выводили в туалет в наручниках, под конвоем, останавливая и отстраняя тех, кто попадался на пути. Перед началом второй части со всех рядов слышались разговоры о взятках, живое возмущение и неутихающая боль. «Мужчины бьются с этой дверью, а у тебя инструмент, — рассуждали женщины о роли спасателей. — А ты никого не бежишь спасать! Как это так? Я видела, как они тупо стоят у машины и разговоры разговаривают».
«А эти-то, посмотрите, довольные, улыбаются, — слышится из другого ряда в отношении подсудимых женщин. — Красуются! Не стыдно?! 60 человек сгубить!..»
Вторая часть заседания началась с допроса Ольги Тиханкиной, матери погибшей Елены Востриковой. Самого Игоря Вострикова на заседании не было. Почему? Никто не спросил. Но были его мама и свекровь.
— Лена позвонила мне и сказала: «Мама, у нас пожар», — рассказала Ольга Тиханкина. — Я сама работала в МЧС. Сказала, чтобы она не паниковала, брала детей и выходила. Связь временно прекратилась. Через несколько минут дочь перезвонила и сказала, что выйти не может: двери закрыты. В 16.09 был последний звонок. Я кричу: «Доча, ответь!» А в ответ — тишина, на фоне которой — крик внучки… Приехав на место, муж спросил у пожарных: «Где спасенные?» Ответ был ужасен: «Никто никого не спасал».
Женщина плачет навзрыд и требует самого строгого наказания для виновных. За каждого погибшего она просит по 5 миллионов рублей. Но готова увеличить эту сумму в сотни раз после пережитых страданий.
Последним в этот день был допрошен Константин Астафьев. Он в тот день устроил семейный отдых с женой, детьми и друзьями. Мужчины пошли на «Тихоокеанский рубеж», а девчонок сначала хотели отправить на «Шерлока Гномса», но все места (к счастью для них) были заняты. И жены вместе с дочерями пошли на «Кролика Питера».
— Почти в самом начале фильма к нам в зал зашла билетерша, — рассказал Константин. — Она сообщила о пожаре, но никто не отреагировал. Тогда она включила свет и повторила информацию. Люди начали нехотя вставать со своих мест и выходить из зала. Я запаниковал насчет девчонок, но скоро услышал голос жены сзади. Мы все взялись за руки и пошли вместе с толпой.
«Скажите, вы видели, дверь красного зала хоть раз открывалась?..» — с надеждой в голосе спросила Ольга Тиханкина. Но нет, Константин не видел.
— Мы вышли на улицу, и я обратил внимание на людей в окошке. Мальчик сидел на подоконнике, а женщина торчала рядом. Все были черные. Откуда-то появился ковер два на два метра. Люди начали кричать: «Прыгай!» Но мы не поймали — мальчик упал на асфальт. Его накрыли курткой. За углом здания на асфальте лежал еще один человек. Двое взрослых торчали в окнах третьего этажа. В этот момент я увидел подъезжающую пожарную машину. Было примерно 16.35. Сначала они сняли людей из окон, а потом — с крыши. Пожарные начали подниматься в здание без спецсредств, без масок и баллонов. Потом спустились обратно, надели и снова начали подниматься. Мы наблюдали, как закончилась вода…
От оценки профессионализма действий пожарных Константин воздержался.
У всех спрашивали про поступления помощи от юридических лиц. Но ее тоже не было. Ответ на вопрос о наличии пожарной сигнализации и систем оповещения тоже был отрицательным.
«МК-Кузбасс».