Сегодня 80 лет моему старшему другу, народному артисту России Рафаэлю Александровичу Клейнеру. В детстве мне были привычны афиши с его красивым именем, но я не мог предположить, что буду слышать мягкий, завораживающий чистотой и бархатным тембром голос артиста не только со сцены, а льющимся из мембраны моего телефона.
Сын врага
Он родился в городке Рубежное Луганской области, на Украине. В 1941 году химкомбинат, где трудились родители, был эвакуирован в Сибирь. Перед эвакуацией отец получил 10-летний срок: остался взрывать предприятие, чтобы не досталось врагу, да не успел, сам был объявлен врагом. Позже, в Харькове, он приходил на выступления сына и слушал их со слезами на глазах. Сын повзрослел без него.
В Кемерове Рафаэль Александрович закончил химико-технологический техникум. Служил в армии. Поступал в Щуку, но, чтобы уладить формальности с демобилизацией, вернулся в военную часть, в результате образование получал в Новосибирском театральном училище. Учась на 3-м курсе, преподавал речь на 4-м… Семь театров готовы были взять его в свою труппу. О Театре на Таганке он слыхом не слыхивал. В отпуске, проездом через Москву, встретил однокурсника, тот предложил попробоваться к Юрию Любимову. Клейнер читал «Моцарта и Сальери». Его чтение пришлось по душе — возможно, потому, что Любимов сам некогда играл Моцарта.
Любимов велел прийти для серьезного разговора. Но хоронили Илью Эренбурга. Клейнер к Любимову опоздал. В отделе кадров его спросили: «Сколько в Новосибирске получаете?» Он сказал: «Сто пятьдесят». Ему сказали: «У нас самая большая ставка сто сорок». Он сказал: «На это согласиться не могу». Ему сказали: «Завтра приходите на репетицию». Он сказал: «Должен лететь в Новосибирск, у меня выступления». Спустя месяц, откомментировав по ТВ в Новосибирске парад 7 ноября, прибыл в Москву. Стал играть в очередь с Губенко в спектакле «Павшие и живые» роль поэта Семена (Сария) Гудзенко, позже эту роль играл Владимир Высоцкий.
Провинциальная непосредственность долго давала о себе знать: когда Ю.П. просил воспроизвести «Моцарта», Клейнер искренне отвечал: «Такого произведения нет, есть «Моцарт и Сальери».
Однажды Любимов сказал ему «не пытайся соревноваться», имея в виду таганковских звезд. И Клейнер выбрал собственный путь. Ушел в чтецы. В вольное, независимое плавание. Выдержал конкурс молодых артистов-чтецов в Московской государственной филармонии и с 1968 года ездил по городам с программами, посвященными Пушкину и Лермонтову, Есенину и Маяковскому, А.К.Толстому и Герцену, Мандельштаму и Твардовскому, Эйнштейну и Сократу, Чаадаеву и Мамардашвили… Для него не имело значения, в каком зале дарить зрителям искусство — в крохотном сельском клубе или на стадионе…
Не каждый решится на такой шаг: покинуть выдающуюся труппу и отважиться на сольные представления. Впрочем, известность в Театре на Таганке он получил громадную.
Дети и старики
А еще каждое третье воскресенье месяца в музее Пушкина на Пречистенке выдающийся чтец проводил уникальные занятия с детьми. Уроки выливались в горячие диспуты, превращались в потрясающий по силе эмоционального воздействия университет. Маленькие участники полноправно участвовали в импровизации, выходили на сцену с декламацией любимых текстов, подавали реплики с мест, демократия царила полнейшая, главное же — в зале была разлита неповторимая атмосфера творческого свободомыслия.
Старшее поколение тоже не было обделено.
Выступая в библиотеке Ленина, Клейнер пригласил на концерт мать погибшего Гудзенко. Она была совсем старушка и призналась: «Я не чаяла подняться по высоченным ступеням. Но когда пришла, обо всем забыла, торопилась услышать стихи моего сыночка». Пригласил Клейнер маму и другого погибшего поэта-фронтовика — Павла Когана. Преподнес ей букет цветов, попросил встать, чтобы все смогли ее увидеть. Она сказала: «Вы меня больше из зала не выкликайте. У многих сыновья погибли, но стихов не писали».
Разыграл Юрия Никулина
В неофициальном репертуаре Клейнера много драматических, а то и трагических воспоминаний. Но есть и веселые, крайне любопытные эпизоды.
В СССР приехал выступать знаменитый певец Рафаэль. Публика ломилась на его шоу. Программа Клейнера была запланирована на те же числа в Доме ученых. Билеты раскупили в считаные минуты. Ажиотаж немыслимый. Клейнер был приятно удивлен. Вдохновенно читал стихи в течение двух отделений. Под аплодисменты раскланялся. И когда на бис исполнил еще несколько произведений, услышал робкое: «Может, хоть одну песенку споете?».
Он, пожалуй, единственный, кому удалось разыграть Юрия Никулина. Дело было так: выступали в Кремлевском дворце, им выделили общую гримерку. Клейнер поинтересовался: «Юра, сколько тебе заплатили?» Никулин ответил с плохо скрываемым негодованием: «Рафа, выступаем в таком месте, что о деньгах говорить неприлично». Клейнер прошелся по другим гримеркам, одолжил у знакомых артистов (ненадолго) причитавшиеся и уже выплаченные гонорары, вернулся к Никулину и молча стал пересчитывать купюры. Несколько минут Никулин наблюдал за процессом, потом вскочил и, гаркнув «суки!» (выражение было покрепче), пошел разговаривать с устроителями.
В спектакле «10 дней, которые потрясли мир» актеры, изображавшие исторических персонажей, со строгими лицами внимали на сцене граммофонной записи выступления В.И.Ленина — хриплой, с шорохами и скрипами. Документ эпохи… Владимир Высоцкий негромко прокомментировал:
— Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Клейнер.
Актеры прыснули. Ораторское мастерство Клейнера и впрямь было лучше ленинского. После спектакля Юрий Любимов объявил Клейнеру выговор. Тот обиделся: за что?
— А потому что вам плевать на театр. Но это еще полбеды. Вам, выходит, плевать и на вождя мирового пролетариата!
Среди звезд
Николай Сличенко, представляя его своей жене, сказал:
— Такой маленький, а часами может читать наизусть. Как в нем помещается?
Николай Крючков, побывав на его чтецкой программе «Эйнштейн» (сочиненной вместе с Давидом Самойловым), пошутил:
— Теперь о тебе, Рафа, все будут говорить: «На его выступлении был сам Крючков». (И это после устроенного Клейнером жестокого розыгрыша, когда на гастролях он поменял положенные на ночь в стаканы вставные челюсти Крючкова и Баниониса).
Давид Самойлов говорил о нем: «Рафаэль Клейнер читает хорошо. Он один из лучших чтецов сегодня. Если не лучший…»
Фазиль Искандер отзывался: «Рафаэль Клейнер своими концертными программами будит совесть, облагораживает сердца, подымает человека из мелочной трясины повседневности и учит его со здоровой дозой иронии смотреть на эту повседневность, помня высокое предназначение человека».
Евгений Евтушенко напечатал большую статью о великой силе его творческой самоотдачи.
Коронная мысль Клейнера: «Интонацию рождает знание».
Его позиция: «Чтец, исполнитель — либо прокурор, либо адвокат произведения, которое доносит до слушателя».
Если Клейнер не в настроении, то беспощаден к самому Пушкину:
— «Его лошадка, снег почуя, плетется рысью…» Можно плестись рысью?
К Чехову:
— Он дурачится и нас дурачит. Сколько в пьесе разговоров о том, что надо в Москву! Три часа говорят! Уж давно бы доехали!
К Булату Окуджаве:
— «А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем поужинать, в «Яр» заскочить хоть на четверть часа…» Как себе представляете ужин в течение пятнадцати минут?
Позавчера состоялся развернутый творческий вечер Клейнера в ЦДРИ. Новых вам творческих свершений и поводов для шуток, дорогой Рафаэль Александрович!