После 75-летия снятия блокады Ленинграда обсуждение спецпайков и привилегий в умирающем городе продолжается. Мы постарались собрать в этой публикации наиболее достоверные сведения о том, что делала и как жила в окруженном врагами городе партийная, научная и творческая элита.
Начнем с того, что группы людей, которым обеспечивалось улучшенное питание, в блокадном Ленинграде были.
Партийное и советское руководство города и его районов, люди, возглавлявшие крупные производства, важнейшие предприятия и организации городского хозяйства имели право на так называемое литерное питание.
Оправдание подобной привилегии выглядит вполне логично. На главных руководителях – высших партийцах и исполкомовцах, директорах и главных инженерах, – лежала ответственность по организации обороны города, эвакуации, снабжению ресурсами фронта и тыла… Человек, ослабленный развившейся дистрофией, просто не смог бы справляться с подобными обязанностями, руководить сотнями и тысячами подчиненных.
По мнению исследователей, в общей сложности таких «литерников» насчитывалось в самый трудный период блокады не более сотни, хотя впоследствии, когда ситуация со снабжением несколько улучшилась, этот список был значительно расширен. Увеличенные пайки доставляли по месту работы или предлагали забирать в особом, неизвестном для простых граждан «пункте снабжения».
Известно о существовании в городе спецраспределителя, где отоваривались продуктами «прикрепленные». Этот «продовольственный Клондайк» работал в знаменитом «елисеевском» – Гастрономе № 1 на Невском проспекте. Сам магазин был вскоре после начала войны закрыт, однако со двора существовала заветная дверь, в которую стучались люди, включенные в особый список…
Не так давно были опубликованы воспоминания одной из ветеранов-блокадниц, Нины Ивановны Спириной, которая некоторое время в 1942 году работала в этом магазине. Она описала увиденное там поразившее ее изобилие: колбасы, кофе, фрукты и овощи…
Были и еще несколько категорий граждан не из числа начальников, которым официально полагалось дополнительное питание. В числе них – заболевшие дети, беременные женщины, доноры-добровольцы (таких в блокадном кольце даже в суровые 1941-42 гг. насчитывалось почти 10 тысяч!) А еще – профессиональные альпинисты, выполнявшие трудную и весьма опасную работу по маскировке высотных объектов в городе.
Некоторым жителям – работникам тыла, руководство давало временное прикрепление к одной из организованных в Ленинграде столовых усиленного питания.
Как правило, счастливчиками в первую очередь оказывались инженерно-технические сотрудники важных промышленных предприятий, высококлассные специалисты, некоторые художники, занятые выполнением заданий по созданию агитационных материалов – те из них, кто особо страдал от прогрессирующей дистрофии. «Курс лечения» в такой спец-столовой помогал людям хоть немного окрепнуть и более эффективно выполнять свою работу.
Вот что вспоминала Лидия Филиппова, которой в начале блокады было 25 лет. «Я работала в номерном научно-исследовательском институте Наркомата обороны в Ленинграде. Была младшим научным сотрудником. В 1942 году на заводах и у нас в институте были открыты пункты для особо истощенных, я входила в их число.
В течение 10 дней нас кормили, давали суп и даже немного красного вина. Затем следующую партию, которую отбирали врачи… Супом мы не могли делиться с остальными, за этим строго следили, так мы на «буржуйке» сушили хлеб и передавали товарищам».
Судя по всему, в числе «укрепляющих организм» оказывались порой и работники из числа обслуживающего персонала столовой. Подтверждением тому может служить запись, которую оставил в своем дневнике один из посетителей заветного «питательного заведения» художник-баталист Иван Алексеевич Владимиров: «Опрятные и чисто одетые официантки расторопно разносят подносы с кушаньями и стаканы чая. За порядком наблюдают «распорядительницы». Это живые и весьма убедительные доказательства, какую пользу здоровью приносит человеку «усиленное питание» в «фабрике-кухне».
Сколько сливочного масла в одном танке
Теперь несколько слов о цене жизни ленинградцев. О тех неофициальных, спекулятивных «тарифах», которые существовали в осажденном городе на продукты – главную, спасительную «валюту» для жителей.
Вот фрагменты из дневников блокадных лет:
«Вчера Татьяне принесли полкило пшена за 250 р. Даже я поразилась наглости спекулянтов, но все же взяла». (Сотрудница Публичной библиотеки М. В. Машкова, 20 марта 1942 г.)
«Я пошла на Сытный рынок, где была барахолка. Взяла свои платья. Голубое крепдешиновое я променяла на один килограмм хлеба. Это было плохо, а вот серое платье променяла на килограмм 200 грамм дуранды (так называли жмых – авт.). Это было лучше». (Зинаида Александровна Лихачева, жена будущего известного академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, начало 1942 г.)
«Ура! М. И. принесла за крепдешиновое платье 3 кило хлеба.» (И. И. Жилинский, начальник отделения Управления дорожного строительства Октябрьской железной дороги, 10 февраля 1942 г.)
А вот еще красноречивые цифры блокадных цен: весной 1942-го у спекулянтов можно было купить сливочное масло из расчета 1800 рублей за кило. (Для сравнения: танки Т-34, на покупку которых в годы войны устраивались многочисленные кампании по сбору средств среди населения, стоил около 150 000 рублей. То есть чуть меньше 100 килограммов нелегально продаваемого масла).
Но, помимо успешного решения проблем с добычей продовольствия, у жителей был и еще один вариант спасения: выбраться за пределы блокадного кольца. Конечно, людей вывозили в соответствии с составляемыми в «руководящих кабинетах» общими списками, однако своей очереди можно было прождать долго. – Ведь транспортное сообщение с «большой землей» было весьма ограничено, – лишь два пути: на самолете или по «Дороге жизни» через Ладожское озеро.
Находились люди, которые, пытаясь спасти себя от смерти в осажденном, яростно обстреливаемом врагами городе, не скупились на деньги. Одна из блокадниц записала в своем дневнике на исходе зимы 1942 года: «Эвакуация – тоже прибежище спекулянтов: за вывоз на машине – 3000 р. с головы, на самолете – 6000 р.».
Съедобная краска
Как жилось в городе, оказавшемся отрезанным о страны кольцом вражеской блокады, людям науки? Это сейчас, в связи с заварухой вокруг фильма «Праздник», особенно интересно оценить.
Тут следует учитывать одну важную деталь. С точки зрения «кремлевцев», руководивших войной с гитлеровскими захватчиками, необходимо было обеспечить максимальную работоспособность высококлассных специалистов, которые занимались важными для военных и хозяйственных нужд страны вопросами. Немало таких оказалось в начале войны и в Ленинграде.
Когда вокруг Северной столицы замкнулось кольцо блокады, «наверху» предприняли меры по эвакуации этих людей. Известно, что осенью 1941-го из Москвы в Смольный поступило распоряжение: организовать переброску на самолетах из города нескольких десятков известных ученых, а также крупных деятелей культуры. Однако большинство из тех, кто значился в этом почетном списке, отказались воспользоваться предоставленной им возможностью. В частности замечательный хирург, академик, генерал-лейтенант медицинской службы Юстин Юлианович Джанелидзе категорически заявил: «Я никуда из Ленинграда не уеду!»
Кто-то из оставшихся в блокадном кольце крупных ученых, ведущих сотрудников научных институтов получал дополнительный паек, однако объемы такого подспорья вряд ли были значительны и отнюдь не всегда могли спасти людей от голодной смерти. Красноречивым подтверждением тому являются цифры, опубликованные в одном из справочников на основании изученных архивных документов времен войны.
К концу 1943 года от истощения организма, болезней и ран в Ленинграде умерли 3 академика, 5 членов-корреспондентов, 22 профессора и доктора наук. А за все 900 дней блокады в городе скончались от голода и ранений, полученных при бомбежках, почти 500 сотрудников академических научных учреждений.
Некоторые служители науки показали примеры настоящей самоотверженности. Наверное, самый показательный случай – эпопея с сохранением уникальной коллекции Всесоюзного института растениеводства. Она включала в себя собранные за долгие годы образцы сельскохозяйственных культур – расфасованные по мешочкам и ящикам десятки тонн редких и элитных сортов семян, клубней…
Лишь часть этой коллекции успели эвакуировать до того, как вокруг города замкнулось вражеское кольцо. Оставшиеся тысячи образцов культур в течение всей блокады хранились в здании на Исаакиевской площади. Вместе с этими коробками и мешками находились сотрудники института. В труднейших условиях они сумели сохранить коллекцию практически полностью.
Бывало, под вражеским обстрелом отправлялись на поиски дров, чтобы хоть как-то отапливать помещение-хранилище, ведь иначе семена и клубни могли погибнуть от мороза. И даже в самые голодные месяцы, люди, изнемогавшие от голода, не посмели взять из доверенного им собрания хоть пригоршню риса, пшеницы или несколько картофелин. Коллекция была спасена, но почти три десятка сотрудников Института заплатили за это своими жизнями.
Оставшиеся в блокадном Ленинграде ученые оказали неоценимую помощь в обеспечении жителей и солдат на фронте продовольствием. Как такое возможно? Они придумывали способы, технологии превращения несъедобного в съедобное.
Например, обратили внимание, что в городе с мирного времени сохранилось на складах довольно много краски, изготовленной с использованием растительного масла. Группа физиков и химиков разработала метод, позволявший «выгонять» съедобное масло из краски, инженеры спроектировали соответствующее оборудование. Вскоре в Ленинграде работало несколько установок по «перегонке» краски. На выходе получалось вполне пригодное в пищу растительное масло. Правда, оно сохраняло характерный красочный запах, но голодающим людям было уже не до таких пустяков.
На одном из складов обнаружили около 4 тысяч тонн хлопкового жмыха, который до войны использовался в качестве промышленного сырья. Вот бы добавлять его в муку для увеличения массы выпекаемого хлеба! Однако просто так сделать это было нельзя: ведь жмых содержит ядовитое вещество, опасное для здоровья человека. Специалисты взялись экспериментировать и нашли выход: нужно подвергнуть жмых высокотемпературной обработке, при которой ядовитый компонент полностью разрушается. Так город получил добавку в несколько тысяч тонн для выпуска пайкового хлеба.
Еще на «хлебную» тему. Одним из весомых компонентов, используемых хлебопеками в блокадном Ленинграде, была целлюлоза. В нормальных условиях этот «продукт» к пищевым не относится, а те довольно значительные запасы, которые находились в Северной столице, изначально предназначались для выпуска бумаги. Но в условиях практически полной изоляции огромного города от остальной страны на целлюлозу взглянули, как на добавку в пайковый рацион жителей.
Специалисты из ленинградского Института гидролизной промышленности занялись разработкой технологии, позволяющей за счет процесса гидролиза превращать целлюлозу в пищевую добавку. Задача была успешно решена как раз к началу зимы 1941-го. Так что целлюлозный компонент оказался весьма значимым (до 50%) дополнением в тех самых наиболее скудных пайках ленинградцев, которые они получали в ноябре-декабре. Без переработанной в добавку целлюлозы даже 125 граммов эрзац-хлеба в день жителям выдавать не смогли бы.
Ученые того же Института гидролизной промышленности смогли выполнить и еще одну очень важную работу. Они создали технологию, позволяющую получать из обычной древесины белковые дрожжи. Этот весьма питательный компонент пригодился для приготовления многих продуктов и блюд.
Можно упомянуть о заслугах ленинградских ученых-химиков в предотвращении развития у людей авитаминоза и массовых заболеваний цингой в блокадном городе. Была разработана технология и спроектировано оборудование, позволившие наладить для ленинградцев массовое производство витаминосодержащих напитков из хвои, листвы деревьев, цветков.
Букет на ужин
Артисты, художники, писатели, музыканты – счет известным деятелям искусств, которые оказались внутри блокадного кольца, шел на сотни. Здесь мы упомянем лишь несколько фактов и эпизодов, связанных с продовольственными проблемами этих людей.
Среди творческих коллективов, которые продолжали работать в качестве фронтовых артистических бригад даже в самые трудные периоды обороны Ленинграда, были танцевальный агитвзвод, ансамбль Ленинградского фронта, театральная группа Балтийского флота… Их участники давали тысячи концертов для фронтовиков, раненых и жителей города. Вот очень красноречивый фрагмент из мемуаров одного из фронтовых офицеров о встрече с артистами: «Они были похожи на дистрофиков… Я спросил: «Как, товарищи, вы сейчас покушаете, а потом будете выступать, или сначала выступать, а потом кушать?» Они с укоризной посмотрели на меня и чуть ли не в один голос сказали: «А можно сначала покушать, а потом выступить и опять покушать?»
Удивительным «островком оптимизма» в блокадном Ленинграде был Театр музыкальной комедии. Его труппа выступала даже в самые суровые дни зимы 1941-42 гг. В неотапливаемом здании театра стоял такой холод, что грим замерзал в баночках. Однако, играя веселые оперетты про «красивую жизнь», исполнительницы женских ролей мужественно выходили на сцену в открытых бальных платьях и даже по ходу действия обмахивались веерами, будто вокруг царит жара и духота.
Зрители отдавали должное искусству и мужеству артистов, старались как-то поддержать их. Традиционных цветочных букетов в Ленинграде уже было не достать, и тогда на сцену бросали перевязанные цветными ленточками еловые или сосновые ветки. Сохранилось воспоминание очевидца об одном удивительном случае, когда после окончания спектакля на сцену из зрительного зала вдруг подали целую корзину с такими ветками хвои. Кто-то из вышедших на поклон артистов-«премьеров» взял было ее в руки, но не смог удержать: корзина оказалась неожиданно тяжелой. Секрет выяснили уже за кулисами. Под верхним украшением из хвойных веток лежали морковь, картофелины, кочан капусты…
О том, насколько же скудно питались в блокадном Ленинграде люди искусства, красноречиво говорит такой факт. Зимой 1942 года в городе «для поднятия боевого духа» была устроена выставка «Ленинград в дни Отечественной войны». В экспозиции организаторам удалось собрать более 120 картин, эскизов и рисунков 37 художников. Один из этих мастеров (в воспоминаниях некоторых участников тех событий упоминается фамилия Герц), несмотря на то, что был сильно истощен, все-таки смог дотащить до выставочного зала две свои недавно законченные работы, которые заботливо вставил в красивые рамы – чтобы «хорошо выглядели». А спустя всего несколько часов этот художник умер прямо там, на выставке.
Были и другие потери среди ленинградских живописцев. В декабре 1941-го умер от голода известный художник-авангардист Павел Филонов. Еще несколько месяцев спустя, не пережив суровой зимы, скончался знаменитый иллюстратор русских сказок Иван Билибин. Ему в свое время сам нарком просвещения Потемкин предлагал эвакуироваться, но мастер ответил отказом: «Из осажденной крепости не убегают. Ее защищают».
Почти год провела в осажденной неприятелем Северной столице киноактриса Янина Жеймо – будущая знаменитая на весь Союз «Золушка». Эта миниатюрная женщина записалась в отряд противовоздушной обороны. По ночам часто дежурила на крышах домов и при гитлеровских бомбежках вместе с другими тушила и сбрасывала вниз зажигательные бомбы. Но и своей основной работы она не оставила: в составе фронтовой бригады киностудии «Ленфильм» выезжала с концертами в действующую армию, выступала перед ранеными в госпиталях.
Актриса оказалась в одной из самых скудно снабжаемых категорий блокадников. Был период зимой 1941-го, когда она, как «служащая», получала по талонам лишь 125 граммов хлеба в день. Однако, вспоминая об этом, Жеймо впоследствии даже шутила: «Гитлер сделал одно доброе дело, – благодаря ему я похудела».
Рассказывая о продовольственном снабжении работников культуры и искусства в годы ленинградской блокады можно упомянуть об одном достоверно известном эпизоде. Он непосредственно связан с поистине эпохальным для осажденного города событием: 9 августа 1942 года в зале Ленинградской филармонии состоялось исполнение Седьмой «ленинградской» симфонии Дмитрия Шостаковича.
Обеспечить необходимый для этого большой состав симфонического оркестра оказалось очень непросто. Дирижеру Карлу Элиасбергу пришлось даже организовывать самые настоящие «поисковые экспедиции»: из воевавших на передовой частей, из госпиталей, с зенитных батарей, охранявших небо над городом, из «полуживых» квартир он собирал музыкантов – трубача, флейтиста, барабанщика, тромбониста…
Первая общая репетиция оркестра продолжалась рекордно короткое время – около четверти часа: на большее у изможденных людей просто не было сил. Чтобы исправить ситуацию и подготовить выступление, заранее намеченное на 9 августа, удалось добиться льготы для музыкантов: на весь период до концерта им по официальному распоряжению из Смольного увеличили продуктовый паек. Однако даже такая радикальная мера помогла не всем. Несколько участников оркестра, находившихся в наиболее тяжелом дистрофическом состоянии, умерли, не дожив до этого музыкального праздника.