Свои прогнозы о будущем российской экономики на 2019 год в ходе «круглого стола» нам дали крупнейшие экономисты. И подвели итоги уходящего года. К чему готовиться гражданам, что будет с валютами, налогами и доходами — об этом рассказали Руслан Гринберг, Никита Исаев, Игорь Николаев и Яков Миркин. Одно из важных замечаний экспертов: если по части валютных вкладов власти публично обещали, что размена по принудительному курсу не будет, то по поводу наличности таких обещаний не было.
Уходящий год был для российской экономики неоднозначным. Впервые за долгое время страна получила профицитный бюджет благодаря нефти, цена которой росла практически десять месяцев из двенадцати (в последние дни, впрочем, баррель упал ниже 60).
Однако дорогой «по году» баррель не удержал от падения рубль, который «похудел» процентов на пятнадцать к доллару и евро.
ВВП страны и доходы населения росли, но крайне невысокими темпами. Зато в разы выросли масштабы бегства капитала, а к концу года разогналась и инфляция.
Чтобы разобраться в трендах уходящего года и узнать прогнозы на год наступающий, «МК» по традиции собрал в редакции «круглый стол» экономистов. В качестве спикеров на нем выступали научный руководитель Института экономики РАН Руслан Гринберг, директор Института актуальной экономики Никита Исаев, заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН Яков Миркин, доктор экономических наук Игорь Николаев.
«У властей исчерпалась «кормовая база»
— Как бы вы могли коротко охарактеризовать 2018 год с точки зрения его экономических итогов?
Николаев: В первую очередь год будет ассоциироваться с принятием непопулярных и, на мой взгляд, неправильных управленческих решений в социально-экономической сфере, причем в самый неподходящий момент. Я имею в виду в первую очередь повышение НДС, грядущее увеличение налогового бремени, включая налог на самозанятых, налоговый маневр в нефтяной отрасли, рост акцизов.
Самое печальное, что эти ошибки станут фундаментом для дальнейшей экономической политики.
С точки зрения экономических показателей это был слабенький, посредственный год. Плановый показатель по росту ВВП на 2,1%, заложенный в бюджете на 2018 год, не будет выполнен и составит не более 1,5–1,6%.
Еще в июле правительство пересматривало прогноз по инфляции, надеясь, что будет 2,8% по итогам года, в результате мы будем иметь 4% или даже больше. Плановый показатель по росту доходов населения был 2,3%, на самом деле будет меньше 1,6%.
Гринберг: Это был год привыкания к стагнации. Наша правящая верхушка по определению должна излучать оптимизм, отсюда и разница в запланированных и достигнутых экономических показателях.
При этом даже настроенная на популизм власть намекает, что вскоре может настать «черный день». И складывается впечатление, что резервы, которые у нас растут, правительство как раз и откладывает на этот «черный день». Получается, что, с одной стороны, мы мечтаем о технологическом рывке, а с другой стороны, хотим, чтобы не стало еще хуже.
Исаев: Сейчас у нашей экономики запас прочности побольше в связи с дорогой нефтью, пошедшей в рост с первого квартала и обеспечившей некоторые позитивные моменты, которые власти нам сейчас представляют как успехи 2018 года.
Однако рост ВВП был достигнут благодаря, во-первых, дорогой нефти, обеспечивающей сбалансированность бюджета и его профицит, во-вторых, работе Росстата, который задним числом меняет ряд показателей, влияющих на параметр ВВП.
Однако не исключено, что нефть опустится до $50 за баррель уже в январе следующего года. Недавно продленное соглашение ОПЕК+ не спасет, я не верю в эту сделку, поскольку гораздо большее влияние на нефтяной рынок имеет лоббистская политика США.
Таким образом, год уходящий ознаменуется тем, что у властей исчерпалась «кормовая» база. В новый год мы входим с непопулярными решениями, которые были приняты правительством. Прежде всего это повышение НДС и акцизов на топливо, что разгонит инфляцию. Это будет также поводом для ужесточения кредитно-денежной политики, ключевую ставку Центробанк уже повысил.
При низкой цене нефти профицитный бюджет превратится в дефицитный. Умножаем это все на отсутствие стратегии развития и антикризисного плана у финансовых властей и получаем весьма незавидную перспективу.
«Золотые слова сказал Улюкаев, который сейчас сидит»
— Но так ли все страшно? В конце концов никакого экономического кризиса за окном нет. Есть ли просветы в той удручающей экономической картине, что вы нарисовали?
Гринберг: У нас даже устойчивый рост ВВП есть, правда маленький. Однако создается впечатление, что такое положение дел правительство устраивает, его политика направлена на сохранение статус-кво в экономике.
Чиновники уверены, что современная российская экономика не может развиваться быстро. Это пораженческая позиция, которая обрекает страну на длительную стагнацию. Они сами привели экономику к такому состоянию.
Идет явный крен к накоплению ресурсов, копим на «черный день», но все равно не получается купировать угрозу кризиса. Верх берет философия «кубышки». Нет аппетита к риску, нет драйва, бизнес и власти пытаются лишь сохранить то, что есть.
Миркин: Действительно, российская экономика после ужасов 2014–2015 годов восстанавливалась в условиях растущих цен на сырье, тренда к ослаблению доллара и мирового экономического подъема. Кроме того, удавалось сохранить поставки топлива в Евросоюз, что было для нас очень выгодно при высоких ценах на энергоносители.
А что дальше? На финансовых рынках впервые за много лет сложилась высокая волатильность, вновь возник тренд к утяжелению доллара, который давит на топливные цены. Кроме того, при малейшем намеке на риск начинается активность кэри-трейдеров — биржевых спекулянтов, которые готовы массово выводить капиталы из России.
Мы увидели в этом году, несмотря на благоприятный международный финансовый фон, «финансовую инфекцию», такой камнепад валют — перетоков из одной страны в другую.
Николаев: Если исходить из того, что могло быть и хуже, — то да, не все так страшно. Конечно, уходящий год не был кризисным, но из-за принятия неправильных решений он стал годом упущенных возможностей.
Рост был в рамках статистической погрешности, у нас экономика отстающего развития, если хотите. Геополитика и санкции — негативный фактор для экономики, усугубляющий положение в 2018 году. Но далеко не только санкции привели нас к тому, что мы имеем. Наоборот, находясь в условиях санкций, власти должны более ответственно принимать решения. Но вместо этого санкции стали спасительным кругом для властей, на них можно списать все неудачи.
— А что надо было делать правительству в условиях санкций? За счет чего обеспечивать более быстрое развитие экономики?
Гринберг: Есть два подхода. Первый говорит, что в условиях, когда в стране плохая демография, не растет производительность труда, рецепт спасения в том, что нужно развивать инвестиционный климат.
По-хорошему нужно привыкнуть к низким темпам роста ВВП — в них нет ничего страшного, но построить независимую идеальную систему судопроизводства и правоприменительную практику, чтобы бизнес мог развиваться. Но в нашем случае, с учетом социокультурных особенностей и ведения спонтанной промышленной политики, такой способ не подходит.
Поэтому вся надежда на второй подход — государственные инвестиции. «Государственные инвестиции несут меньше рисков, чем отсутствие всяких инвестиций» — золотые слова сказал в свое время экс-министр экономического развития Алексей Улюкаев, который сейчас сидит.
Николаев: Быстро расти уже не получится, ситуация слишком запущена.
У нас полно фундаментальных проблем в экономике: сырьевая направленность, небольшая доля малого бизнеса— 20%, а мы хотим 45–50%, это быстро не исправляется.
Надо было не повышать налоговую нагрузку, а, наоборот, снижать ее. У нас даже в собственной истории был хороший пример: в 2009 году снизили ставку налога на прибыль с 24 до 20%.
Говоря об инвестициях, одних только государственных вложений недостаточно. Мы проводили исследование, где на примере большинства стран мира выяснили, что фактором экономического рывка были частные инвестиции, иностранные и внутренние. Для их притока и нужно было снижать, а не повышать налоговую нагрузку, а также решать проблему санкций.
Среди факторов, сдерживающих предпринимательскую активность, — неопределенность экономической ситуации, высокая налоговая нагрузка, недостаточный спрос. А когда спроса нет, непонятно, куда и как инвестировать. И никакие государственные инвестиции и проекты эти проблемы не решат.
К тому же мы пытаемся использовать метод принудительных инвестиций, я имею в виду «список Белоусова» — крупнейшие сырьевые предприятия, которые власти фактически заставили «скинуться» на стратегические проекты.
Дальше заставлять людей затягивать пояса уже невозможно
— Тем не менее со всеми проблемами и достижениями наша экономика вступает в 2019 год. С какими рисками она столкнется в предстоящие 12 месяцев?
Миркин: Я не ожидаю активного роста, наоборот, жду очень низких темпов ВВП, потому что сама модель экономики рассчитана на торможение, резервирование, стабилизацию.
Абсолютное большинство экономических инструментов работает против роста: малодоступные кредиты с двузначными процентными ставками, нестабильный валютный курс, избыточное налоговое и административное бремя в целом и крайний дефицит легких, простых налоговых инструментов, стимулирующих рост.
Нам предлагается странная модель роста — через бюджет. Бюджет должен быть и «и швец, и жнец»: на него возложена и социальная нагрузка, и оборона, и различные льготы и преференции для бизнеса, которые должны обернуться экономическим ростом.
В экономике будет продолжаться тренд на создание выборочных островков благосостояния, где активность регионов зависит от того, сколько денег они получили от федерального центра на госпроекты и программы.
Получим «старческую» экономику, экономику «наказания», где идет постоянное вытаскивание денег из резервов в бюджет. Такая экономическая модель очень уязвима к внешним шокам. И тут возможны разные сценарии.
С вероятностью в 35–45% можно полагать, что большой экономический подъем в мире будет продолжаться — до 3,5% темпов среднемирового роста, по прогнозу МВФ.
С такой же вероятностью можно ждать, что мировая экономика замедлится при нарастающих вспышках волатильности.
С вероятностью 15–20% будет кризис, резкий обвал. Но то, что можно гарантировать точно: будет год трясучки на международных рынках. И это, безусловно, отразится на России.
Исаев: Считаю, что дальше заставлять людей затягивать пояса, увеличивая налоговое бремя и уменьшая социальные расходы, уже невозможно.
Добавляем к этому экономическую изоляцию, грозящие России санкции по облигациям госдолга, возможное уменьшение объемов заимствования и кредитования наших госкомпаний, работающих на международных проектах, и получаем на выходе подогрев социальной ситуации в стране и острую потребность менять экономическую политику.
В общем, политические факторы будут играть первоочередную роль в экономических решениях, чего не было за всю историю современной России в XXI веке.
— Как вести себя в этих условиях на потребительском и финансовом рынках среднестатистическому россиянину? Вкладывать деньги в доллары, класть под подушку? Активно делать покупки или по примеру правительства откладывать «на черный день»?
Николаев: Для среднестатистического россиянина едва ли остро стоит вопрос, куда вкладывать деньги, потому что лишних денег у него нет. И ему не до наращивания дохода, сохранить бы то, что он имеет.
Но могу посоветовать не отказываться от заработка лишней копеечки, если такая возможность подвернется: создавайте резервы семейного бюджета, оптимизируйте свои расходы.
Что касается валют, то сейчас мы идем к реализации фантастических сценариев запрета доллара, что раньше было невозможно вообразить. Это неблизкая перспектива, но тенденция обозначилась. Но в краткосрочной перспективе, считаю, доллары в загашник можно прикупить.
Гринберг: Как сказала одна учительница: при работе на одну ставку — нет денег, чтобы поесть, а на две ставки — нет времени, чтобы поесть.
70% наших людей подрабатывают. Четверти населения есть что терять. Им диверсифицировать доходы, конечно, нужно. При этом россияне всегда ждут конца света, но никогда серьезно к нему не относятся.
Исаев: Я проехал этим летом от Москвы до Сахалина, чтобы посмотреть как реально, а не в статистических отчетах, живут люди. Так вот большинство ощущает, что их доходы за четыре последних года упали не на какие-то там доли процентов, как утверждает Росстат, а в разы.
У страха глаза велики, но цифры подтверждают: до 2013 года доход на душу населения был $14 тыс. в год по курсу 30 рублей за доллар, это были где-то 35 тыс. рублей в месяц. Эти деньги позволяли отдыхать в Турциях, Египтах и Таиландах, брать иномарки в кредит.
Сейчас ситуация другая: люди начинают массово связывать жизнь с садом-огородом. Они не совсем понимают всю несправедливость происходящего, но они готовы жить на 6 тысяч в месяц и без пенсии, но «лишь бы не было войны».
Они будут выживать за счет ухудшения качества потребляемой пищи, снижать потребление, затягивать пояса, где-то подворуют, где-то подработают. На шесть соток молодежь уже не идет, легче переехать в город побольше и устроиться там работать охранником.
Нам говорят, что средняя зарплата 42 тысячи, в реальности — 10–15 тысяч. Да, у многих в провинции доход побольше — 20–25 тысяч, но он «докручивается» подработкой, самозанятостью, в которую государство тоже решило залезть.
Что делать? Я бы не стеснялся брать кредиты и залезать в долги. Долговая нагрузка в нашей стране уже критически велика, поэтому есть вероятность, что Россия пойдет по пути Грузии, где частично списали долги населения.
В то же время ждать расширения социальной функции государства точно не стоит: у государства на народ денег нет. В лучшем случае оно включит печатный станок, из-за чего может случиться новая девальвация рубля.
Миркин: Среднестатистический россиянин — это абстрактная категория. Потому что доходы жителей Москвы — это одно дело, жителей городов-миллионников — другое, а мелких поселений и глубокой провинции — третье.
В Москве валовой региональный продукт как в Праге — около $17 тысяч на одного жителя, здесь и рабочих мест больше, и валютной наличности огромное количество. Москва в любом случае проживет.
В средних и малых поселениях будут выживать за счет натурального хозяйства, участия в «серой» экономике, которая несколько лет назад Всемирным банком оценивалась в 45% российского ВВП.
Я разделяю опасения в отношении зарубежных валют. Если по части вкладов публичные обещания от властей получены, что не будет размена по принудительному курсу, то в части наличности таких обещаний не прозвучало.
Это не значит, что я не советую вкладываться в валюты, я советую тщательно оценивать риски таких действий.
И, конечно, надо использовать все возможности, которые могут приносить в семейный бюджет деньги. Можно сдавать квартиру в аренду. От государства надо получить все возможные льготы — например, субсидии на оплату ЖКХ, не брезгуя тратить время на их оформление.
Вообще, в любые сложные времена выигрывают те, кто мобилен и готов двигаться вперед, а также не занимается бессмысленным финансовым поведением. Примеры такого иррационального поведения: бег за сверхдоходами в финансовых пирамидах, обмен валюты, когда курс начинает колебаться. Есть масса способов глупо потерять деньги. Желаю читателям «МК» их избежать.
МЕЖДУ ТЕМ: Лучшие экономические публицисты — на страницах «МК»
В Москве прошла церемония вручения премии имени академика Н.П.Шмелева «За выдающиеся достижения в области экономической публицистики». Ее первым лауреатом стал постоянный эксперт «МК», участник прошедшего в редакции «круглого стола» Яков Миркин. В шорт-лист, состоящий из трех фамилий, вошел еще один наш многолетний автор Игорь Николаев.
Наконец вручал премию также давний друг «МК» и участник нашего «круглого стола», член-корреспондент РАН, главный редактор журнала «Мир перемен» Руслан Гринберг. «МК» от всей души поздравляет лауреатов и гордится тем, что лучшие экономические публицисты России — постоянные гости на наших страницах.