В связи с темой о возможной передаче Курильских островов Японии полковник ФСБ в отставке Дмитрий Ковалев рассказал нам историю еще ельцинских времен — как выяснилось, тогда спецслужбам было официально поручено «пресекать антияпонские настроения россиян».
– Первый раз я реально столкнулся с «японским вопросом» в середине 1990-х. Тогда «сверху» пришло указание реализовать на практике ельцинские «инициативы» по улучшению отношений с Токио.
В качестве одного из самых масштабных прорывов на этом фронте была грандиозная железнодорожная затея, направленная на улучшение транспортного сообщения между двумя странами.
С подачи Японии под эгидой правительства России стали разрабатывать крупномасштабный проект строительства ответвления от Транссиба до берегов Тихого океана с перспективой создания в дальнейшем железнодорожного «коридора» до территории Страны Восходящего Солнца. Большую часть расходов по строительству новой железнодорожной ветки брали на себя японцы.
С российской стороны задействовано было больше десятка заинтересованных министерств и ведомств, в том числе и наш «департамент». Как тогда говорили, ФСБ было доверено осуществлять идейно-политическое сопровождение проекта. То есть сотрудникам госбезопасности надо было выявлять и в корне пресекать антияпонские настроения отдельных граждан России, а также лиц, которые могли навредить идее железнодорожного объединения России и Японии.
Как это осуществлялось на практике в стенах моей родной Лубянки, описывать не буду, скажу только, что мне так и не удалось выявить ни одного россиянина, которому не нравилась бы идея строительства на Дальнем Востоке новой железной дороги со всей сопутствующей такой магистрали инфраструктурой. Да еще за японский счет…
Рабочие совещания по «железнодорожному вопросу» проходили регулярно и в обстановке полной засекреченности. Собирались раз в два месяца в специальной комнате «без окон, без дверей». Допуск участников – по форме 1 (как минимум, совершенно секретные сведения). Никаких фамилий и имен. Мобильные телефоны (у кого они тогда уже были) отбирались при входе. На самих совещаниях записи разрешалось делать только в номерных рабочих тетрадях, которые потом хранились под строжайшим контролем. Я проходил как «представитель ФСБ».
Круг привлекаемых заинтересованных организаций постоянно расширялся. Пошли какие-то НИОКРы, технические проекты, творческие идеи институтов… У нас даже многие ожидали, что вот-вот пойдут деньги из Японии на проект новой железной дороги, однако этого все никак не происходило. Наконец, через год упорного труда вышли на реальный документ. Последний бросок и – должен быть представлен доклад президенту.
Отлично помню последнее совещание. Мы – участники, уже все к тому времени, как родные. Готовы к решающему прорыву, возбужденные ждем…
Встает с места «представитель МИДа» и начинает что-то рассказывать о том, насколько России важно сотрудничество с Японией. Но, если честно, как-то вяло и неубедительно звучали призывы «товарища со Смоленки» еще теснее подружиться с Токио. А потом…
МИДовский товарищ выпрямился, оторвавшись от своих бумаг-«подсказок», и произнес одну единственную фразу, которую я с той поры запомнил: «По решению руководства правящей Либерально-демократической партии Японии реализацию проекта решено отложить.»
Немая сцена. Занавес.
Так я и не построил железную дорогу, которая связала бы двух ближайших соседей – Россию и Японию.
Сегодня, по прошествии 20 лет, мне, как аналитику, представляется, что на самом деле никакую дрогу тогда японцы и не собирались строить. Так… Как бы сказать политкорректнее, чтобы не обидеть Токио… В общем, фокус нам продемонстрировали.
В это же 20-летней давности время в российской экономической зоне вокруг Сахалина и Курил тоже происходили интересные события, о которых далеко не всегда была проинформирована широкая российская общественность…
Там проходил службу в пограничных войсках мой однокашник по Высшей краснознаменной школе КГБ Константин Ю. Погранец до мозга костей, японист, сам вызвался идти служить «на Курилы». Служба была не сахар. Костя гонялся за японскими рыбаками, которые вторгались в экономическое пространство России и наносили ущерб ее биоресурсам.
В истории, о которой он мне недавно рассказал, все поначалу было, как всегда. Но тут возник новый неожиданный фактор. Пограничники несколько раз «пеленговали» некое японское маломерное судно, которое на короткое время на большой скорости заходило в территориальные воды России и так же быстро исчезало.
– Костя, а нельзя ли было произвести «навал», как сейчас в Керченском проливе поступили наши?.
– Куда там! У него же «Ямаха» в 120 сил, а у нас в те времена на катерах стояли дохлые дизеля.
Но наши пограничники все же ухитрились зажать «японца» в наших территориальных водах… Как положено по уставу, надо произвести из ракетницы предупредительный выстрел вверх. Выстрел… И резким порывом ветра огненную «салютину» сносит вниз, она попадает прямо в лоб командиру японской маломерки.
Подробности о том, на каких нервах он ждал реакции Москвы, мой друг опустил. Напряженная неопределенность тянулась, пока японская сторона не предложила встретиться в рамках официального приграничного сотрудничества. Обычная, в принципе, процедура. Но в этом конкретном случае японцы отличились. Никаких вопросов о стрельбе из ракетницы, претензий, а совсем наоборот – привезли целый ящик подарков, в том числе сакэ. К слову сказать, пресловутая 120-сильная «Ямаха» больше у наших берегов не появлялась.
А закончить этот рассказ на «японскую» тему хотелось бы словами еще одного моего однокашника, руководителя первого антитеррористического спецподразделения КГБ, с которым мы побывали не в одной «горячей точке» – Владимира Луценко. Когда спросили, не волнует ли его вопрос о Курилах, он ответил: «Как меня Курилы могут не волновать? Для меня это Родина. А Родиной не торгуют. Трезвомыслящие люди понимают, что земля, где родился, – она священна. Если кому-то немножко отдашь своей Родины, – потом будешь страдать. Не понимаю, как вообще можно ставить вопрос о любом клочке нашей страны, что его можно кому-то уступить».