Минфин опубликовал предварительные данные об использовании средств федерального бюджета в 2018 году. Цифр не так много, даже путеводитель по закромам родины не потребуется. Самая важная для проводившейся и проводимой экономической политики находится без труда: в прошлом году бюджет был сведен с профицитом в 2,7 трлн рублей, или 2,7% ВВП. План на этот год сохраняет то же поклонение фетишу бюджетного профицита. О чем это говорит?
Что такое профицит бюджета? По-бухгалтерски все предельно ясно: доходов больше, чем расходов. Доходы за год выросли на 29%, а расходы — на 2%, как тут обойтись без профицита! А если чуть глубже?
Профицит означает, что из экономики через налоги, пошлины, акцизы и прочие фискальные инструменты было изъято больше средств, чем потом через любые госрасходы в нее вернулось. Государство попросту обсчитало экономику. Это ненормально, благосостояние государства зависит от экономики.
У нас любят к месту и не к месту с обличительным пафосом говорить о том, что неплательщики налогов оставили пенсионеров без прибавок (именно федеральный бюджет держит Пенсионный фонд на плаву), детей — без пособий, больных — без больниц, ученых — без закупок нового оборудования. Однако все эти претензии можно обратить к самому государству. Оно собрало 2,7 трлн рублей, которые оказались «лишними», им не найдено применения.
Почему так получилось? Ответы можно искать и находить на разных уровнях. Есть такой: финансовая стабильность, а точнее, стабильность федерального бюджета в России — превыше всего.
Считается, что наша экономическая политика противоречит политике внешней. Но взгляд в будущее у них один и тот же. Это взгляд из осажденной крепости: надо постоянно сплачиваться и готовиться к отпору, а для этого необходимы резервы, потому что впереди сплошные битвы за выживание.
Ощущение осажденной крепости налицо. Но когда после кровавых событий на пекинской площади Тяньаньмэнь в 1989 году США ввели санкции против Китая, Дэн Сяопин не втянулся в фехтование контрсанкциями, он предпочел форсированно, всеми средствами наращивать экспортный потенциал страны и доказал, что экономические войны с Китаем никому не выгодны.
Резервы России действительно нужны, но во всем необходима мера. Сейчас эта мера нарушена. Потому что для решения стоящих амбициозных задач, перечисленных в майском указе, необходимо поддержание экономического роста. Но как государство может поддерживать экономический рост, если на всю только что начавшуюся бюджетную трехлетку запланировано сохранение бюджетного профицита? Государство продолжает обсчитывать экономику, а не поддерживать ее.
Есть другой уровень. Наращивание госрасходов и госучастия в экономике — это заведомо не самое эффективное расходование средств. Чем больше государства в экономике, тем больше коррупции. Минфин хорошо усвоил установку Мюллера из «17 мгновений весны»: «Верить никому нельзя. Мне можно». Герой Леонида Броневого в этом месте вызывающе ухмыляется, Минфин, по сути, поступает так же.
Но кто сказал и тем более доказал, что неиспользование госсредств более эффективно? В конце концов стоило бы посчитать, вложения в какую отрасль или какие проекты вызывают наибольший кумулятивный эффект, и направить 2,7 трлн рублей туда, рассчитывая на то, что госинвестиции разбудят и инвестиционную активность частного сектора.
Но этого не произошло. Итоговую структуру бюджетных расходов в 2018 году посчитал Алексей Девятов из ФК «Уралсиб»: на социальную политику было направлено 27,4% расходов, на национальную оборону — 16,9%, на национальную экономику — 14,4%. Расходы на образование составили 4,3% всех расходов бюджета, на здравоохранение — 3,2%. При этом на обслуживание долга государство направило 4,8% расходов бюджета, а на межбюджетные трансферты — 6,6%.
Пока рывок, предусмотренный в майском указе, в расходах на развитие человеческого капитала не получает необходимого финансового подкрепления. Уверенное опережение роста расходов в рамках социальной политики над расходами на оборону — хороший знак, хотя Девятов оставляет в стороне расходы на безопасность и правоохранительную деятельность. Но расходы на обслуживание долгов, которые, по официальным оценкам, в России минимальны, по-прежнему все равно опережают расходы на образование, а федеральные расходы на здравоохранение еще ниже.