Владислав Сурков, помощник президента, а в прошлом один из главных кремлевских идеологов, в своей статье выдвинул тезис о том, что «государство Путина будет жить века». Нет-нет, речь не идет о бессмертии лично Владимира Владимировича: по мнению Суркова, современная путинская Россия — это «особый тип государства», более совершенный, чем, например, западные модели.
Тип этот основан на идее «глубинной народности» и единения простого люда и власти: мол, государство Путина тем и уникально, и сильно, что умеет слышать и понимать народ и видеть его «на всю глубину». Держится же наша модель не на каких-то иллюзорных институтах, как на Западе, а на доверии — общества к первому лицу.
Надо заметить, что статья вышла в, откровенно говоря, тяжелое время — уровень жизни падает, экономика развивается на бумаге, да и то ее «рост» начался лишь после смены главы Росстата. Зато усиливаются протестность и социальный пессимизм.
Прошлый год показал, что общество обозлено из-за бедности, неравенства, антисоциальных реформ. Как следствие — рейтинги власти спикировали вниз (и этот тренд продолжается). На фоне накопившегося негатива голову подняли левые силы — и они уже начали побеждать на выборах в регионах.
Осознавая кризисность ситуации, Кремль, однако, пока не готов пойти на реформы: ведь чтобы реально преодолеть бедность, нужно менять всю экономическую модель, а это ударит по интересам сырьевиков и иной правящей олигархии. Власть же боится нарушить баланс сил внутри элиты и потому оказывается в патовой ситуации: надо как-то вытягивать рейтинги, но в то же время и не «колебать устои».
Статья как бы подсказывает выход: вместо проведения реформ объявить, что бедность — это никакая не бедность, а духовный подвиг российского народа, «добровольно» отказывающегося от западного «общества потребления» ради «духовных скреп» и «величия страны».
Это «там», «у них», «вовне» — на первом месте поесть, отдохнуть под пальмами, прикупить брендов и вообще предаться всяческому разврату. А у нас — духовность, нестяжательство, аскеза, пост и прочие благие вещи. Работать за гроши до старости, во всем себе отказывать — зато у нас великая держава и своя, «органически сложившаяся модель» государственности, которая «не как на Западе».
Если применить эту идеологию, то можно все оставить по-старому: правящая элита живет припеваючи, а народ ее содержит, и при этом счастлив. Ведь главное — доверие и единение.
Давайте оставим за кадром очевидный аппаратно-политический смысл выступления Владислава Суркова — кремлевский экс-куратор внутренней политики попросту напоминает главе государства о себе, стремясь вернуть былое доверие.
Но стоит подробнее остановиться на идеологии его статьи, так как она, увы, может зацепить многих — и внутри элиты, и в простом народе.
Почему увы? Да потому что жить по такой идеологии для современной России не только не современно, но и попросту опасно, если мы действительно хотим состояться как великая держава. И дело тут вовсе не в идее вечного «путинизма» — бог бы с ней, — а в принципиальном подходе к социальной политике и положению России в мире.
Нужно заметить, что Владислав Сурков — не новатор. Идеология «народности», особого типа «единения» и т.п. использовалась в России неоднократно — и всегда властями, которые или чувствовали недостаток легитимности, или не хотели решать накопившиеся социальные проблемы, но при этом стремились предотвратить недовольство населения.
Все началось тогда, когда на Западе стали трансформироваться абсолютистские монархии, уступая место первым конституционным системам. Наши же цари никак не хотели расставаться с абсолютизмом. Поэтому уже Александр I в начале XIX века стал задумываться о самобытности российского государства и о духовных «скрепах» как об идеологии, замещающей европейские идеи конституционализма (вспомним в связи с этим министра просвещения Шишкова, над которым смеялся Пушкин).
Преемник Александра, Николай I, пошел дальше и внедрил так называемую теорию «официальной народности» — очень напоминающую идеологию, предложенную Владиславом Сурковым. Там было и духовное единение, и особая форма взаимоотношений государя с народом. Непосредственной причиной идейных исканий Николая Павловича стало, конечно же, восстание декабристов, которое сильно напугало молодого царя.
Николай все время своего правления боялся революции — из-за этого велел усилить палочную дисциплину (и получил прозвище Палкин), ограничивал просвещение, отправлял студентов в солдаты и т.д. А еще он всячески уходил от решения насущной на тот момент проблемы — отмены крепостного права.
Итогом, как мы помним, стало ослабление России, накопление экономических проблем, поражение в Крымской войне.
Впрочем, это не помешало теории «официальной народности» вновь возродиться через непродолжительное время. Тема оказалось живучей, так как в ней российский абсолютизм нашел удобный способ не меняться в меняющемся мире, максимально продлевая свое существование.
И это, к сожалению, оказалось единственным ее смыслом: красивая по звучанию, идеология «особого государства» не дала России ничего, кроме бюрократизации, бесправия, оторванности власти от народа и крайне низкого качества управления. Это получило развитие при Александре III и Николае II.
Последние два царя, испугавшись социальных брожений в стране, реанимировали идею «самобытной государственности» и «единения царя с народом», противопоставив их институтам «загнивающего Запада». Парламентаризм объявили «великой ложью нашего времени», была сильно ограничена независимость правосудия, усилены меры полицейского воздействия на общество и цензура.
Самое удивительное, что идеологи, воспевавшие этот «особый путь», всерьез рассматривали царский абсолютизм как передовую, эффективную и бессмертную модель — «на весь предстоящий век». Зачем крестьянам земля, а рабочим — социальные гарантии, если у них есть такие духовные богатства? Нужные реформы так и не были проведены, а начатые — не завершены.
Чем закончилось упорство российских царей, напоминать не надо — каток революции прокатился и по ним, и по всей стране.
Вообще же, если отвлечься от отечественного исторического хоррора, то концепция Владислава Суркова есть переиздание далеко не новой, и не только российской, «идеологии недопотребления» — то есть идеологии, которую правящая элита в обществах с сильным социальным расслоением и неравенством продвигает, чтобы убедить народ отказаться от притязаний на современные материальные блага и свободы — и при этом не бунтовать против власти.
Обычно это происходит при неразвитой экономике, в которой ресурсов сполна на всех не хватает, а значит, надо решать — кому потреблять, а кому поститься. «Идеологии недопотребления» были особенно востребованы в древнем мире и средние века. Сейчас они стали признанной архаикой, задержавшись лишь в отдельных странах.
Что особенно удивляет: нам на полном серьезе предлагают закрепить эту устаревшую концепцию сейчас — когда мир давно перестал мериться национальными самолюбиями и перешел к конкуренции экономик, технологий, мозгов и качества жизни, а Россия — в плане всего этого — сильно отстала и стремительно продолжает отставать.
Даже если посмотреть на нашего великого восточного соседа, то мы увидим, что в последние годы Китай выстраивает свое будущее, опираясь на экономическое влияние, инвестиции в технологии, науку и образование, а не на голые теории о собственном величии. России сегодня нужна идеология развития, а не самовосхваления.
А потому и народу, и самой власти следует открыть глаза и понять, что мир изменился кардинально: примитивная экономика и глубокое социальное расслоение вызывают сочувствие, но никак не уважение — даже если у страны на вооружении стоят самые современные образцы.
Если мы хотим увидеть великую Россию, нам нужно развивать экономику, науку, культуру и поднимать уровень жизни людей. Такова реальность, ничего личного.