В качестве члена Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека посетила рязанскую колонию № 5. Именно там отбывает свой срок экс-губернатор Кировской области Никита Белых. На зоне он сделал выдающуюся карьеру: стал образцовым библиотекарем, приучил заключенных играть в «Что? Где? Когда?», читать и корпеть над диктантами — теперь фамилию президента они пишут без ошибок.
«Мы видим, что перед нами арестант, и этого слова достаточно, чтоб поднять со дна души нашей все ее лучшие инстинкты, всю эту жажду сострадания», – говорил Салтыков-Щедрин. Великий писатель имел самое непосредственное отношение к тюрьмам: был членом Попечительского совета мест заключения Рязани. В те времена на земля рязанской среди арестантов были известные чиновники, военные, писатели и художники.
Именитые заключенные сегодня в Рязани есть, как и тогда.
Доска почета
«Вид городской тюрьмы всегда производит на меня грустное, почти болезненное впечатление… Стены сообщают невольную дрожь всему существу».
Салтыков-Щедрин
– Вот у нас в некоторых колониях такие яблоневые сады цветут! А воздух какой! Чисто, как в санатории ,тут, – убеждает меня с серьезным лицом глава рязанского УФСИН Валерий Семенов (он сам когда-то продал квартиру в Москве и поселился под Рязанью).
Его слова покажутся особенно ироничными после того, как проедешь по адской, состоящей из сплошных колдобин и ям, дороге от Рязани до поселка Клекотки, где расположена колония. Если машина маломощная, то велик риск наглухо застрять в рязанской грязи.
Но мы, слава Богу, прорвались. И вот перед нами поселок Клекотки – маленький настолько, что, по сути, начинается и заканчивается забором колонии.
Вместо яблоневых садов – много-много рядов колючей проволоки. Вышки, бетонные конструкции напоминают о том, что колония – не обычная, а строгого режима, и люди здесь в основном «мотают» срок за тяжкие и особо тяжкие преступления.
Около входа на КПП стоит огромная собачья будка, стилизованная под избушку. Здесь вообще многое «по-деревенски. Но на санаторий точно не похоже.
Почти все постройки в колонии № 5 – старые. Даже свежий ремонт не смог их осовременить. Нет ни крытого спортзала, ни спортивной площадки на свежем воздухе. Не оказалось в колонии даже клуба, так что все мероприятия проходят в столовой. В отрядах нет горячей воды, не хватает унитазов в туалете (там постоянно живая очередь). А ведь про эту колонию не раз говорили, что она едва ли не самая лучшая и прогрессивная в регионе. В чем же этот прогресс?
– Когда я сюда пришел, она точно была худшая, – вспоминает начальник и показывает фото, на которых запечатлено жутчайшее состоянии зоны. – Это было в 2009-ом году. Заключенные и сотрудники ходили по территории исключительно в резиновых сапогах. Канализации не было, поэтому стояло зловоние. В столовой и на пищеблоке все было в плесени и грибках. Осужденные спали в холодных сырых помещениях.
И смотрите, что сейчас. Все ведь познается в сравнении. Я считаю, что наша колония пусть не передовая, но стабильно средняя.
В колонии действительно все хоть простенько и скромненько, но идеально чисто. Кругом асфальт, кустарники, все выбелено-выкрашено.
Театр начинается с вешалки, а колония строго режима – с… доски почета. Чей портрет, вы думаете, я там увидела среди прочих? Никиты Белых. Но вот он и сам встречает нас как ответственный за мероприятие – проведение членами СПЧ (Андреем Бабушкиным и автором этих строк) лекции для осужденных.
В черной тюремной робе и кепке бывшего губернатора-демократа не узнать. Но по сравнению с тем, как он выглядел в «Лефортово», перемены явно к лучшему. Похудел, ходит без трости и не хромает. Улыбается: «Вот так и сидим. Хорошо или плохо — сложно сказать. Как есть».
«На меня напал осужденный»
«Нам слышатся из тюрьмы голоса, полные силы и мощи, перед нами воочию развиваются драмы, одна другой запутаннее, одна другой замысловатее».
Салтыков-Щедрин
– Сегодня у нас тут 1172 осужденных, – рассказывает начальник ИК Ибрагим Фаттулаев. – Средний возраст 25-35 лет. В основном сидят за убийства, грабежи, разбои и наркоторговлю. Сроки большие, есть такие, что получили по 20 и больше лет. Но что важно — у нас тут так называемые первоходы, тот есть совершившие преступление впервые. Они не так криминализированы, у них еще нет всяких «понятий», не разорваны социальные связи.
В колонии отбывают наказание граждане почти двух десятков стран, включая Африку (нигериец Сильвестр Екрос получил 10 лет за торговлю каннабисом, за решеткой изучил русский и болтает на нем без остановки).
Есть тут один бывший министр сельского хозяйства региона и два зама губернатора — Рязанской и Кировской областей. Все работают. К слову, в рязанской колонии трудоустроены больше 600 осужденных. Это очень много по сравнению с другими зонами. Арестанты в основном шьют, занимаются деревообработкой и сельским хозяйством (свиньи, козы, огороды и т. д.)
– Шью спецодежду, получаю в месяц 4 тысячи, – говорит заключенный Александр, которого мы застали за швейной машинкой.
Уже потом многие признаются, что работа – это способ как-то отвлечься и занять себя. Время быстрее проходит, да и у администрации будешь на хорошем счету. Самые большие трудоголики дают сверхнорматив выработки и попадают на доску почета. Еще им полагаются всякого рода поощрения, включая дополнительную посылку. Но лучшая награда — когда человека по решению суда переводят на другой режим, а точнее, в колонию-поселение. Такие случаи редки, но они есть. А еще начальник УФСИН Семенов обещает «за ударный труд и примерное поведение» отпускать в отпуск за пределы исправительного учреждения.
– Уголовно-исполнительный кодекс это позволяет, – рассказывает Семенов на этой нашей встрече с арестантами колонии. – В регионе будет проводиться эксперимент. Есть уже первые ушедшие в отпуск и вернувшиеся из него благополучно. В вашей колонии три кандидата на получение отпуска. Если все будет хорошо, то это станет постоянной практикой.
Сотни осужденных в робах расположились на деревянных скамьях и слушают «сказки про отпуск устами гражданина начальника». Видно, что не особо верят, но им так хочется хотя бы помечтать о поездке домой.
«А будет ли амнистия?» «А почему закон день за полтора не распространяется на строгий режим?» «Почему суды дают большие сроки?» Эти вопросы адресованы нам, членам СПЧ.
Мы проводим небольшое статическое исследование. Четверть осужденных считают себя невиновными. Треть уверены, что им дали слишком большой срок.
– Мне следователь переквалифицировал грабеж на разбой, – рассказывает один арестант из зала. – Пояснил — чтобы точно до суда дело дошло, не развалилось. А судья не стал менять статью на более мягкую. И вот мне дали 14 лет.
– А в моем деле из обычной драки сделали «покушение на убийство», получил 11 лет, – жалуется второй.
Пожилой больной заключенный поднимается, пытается что-то сказать, но не может – плачет. Наконец передает листок бумаги, где написано, что он предприниматель Борис Савченко, о котором когда-то писал «МК», и что он благодарен газете за эту честную публикацию. Мужчина получил 10 лет за самооборону, отсидел уже 8…
В рязанской колонии есть те, кто получил срок по совсем уж странным делам. Один из них — Валерий Пирязев. Он осужден подмосковным судом за кражу металлической бочки, которую оценили в 5,5 тысяч рублей. Сначала ему дали два года условно, но потом заменили это наказание на 1,5 года колонии строгого режима. Он тут единственный, кто сидит с таким маленьким сроком, да еще за столь незначительное преступление.
В колонии №5 есть люди очень нездоровый. Всего 63 человека с психическими отклонениями, из которых 13 бывают буйными в определенные периоды (их вывозят в больницу).
– Раньше в колонии было в год по два-три убийства, – рассказывает начальник. – Сейчас ни одного. Но, должен признаться, на меня как-то напал осужденный. Это было в 2016 году. Как это произошло? Арестант по фамилии Гриценко во время личного приема бросился меня бить. Я отскочил, но травмы получил, лечился потом. А он психически неуравновешенный, прошел Чечню, за решетку попал за то, что соседа по лестничной площадке расстрелял. Когда я спрашивал его потом, зачем на меня напал, ответил: «Был голос свыше, он приказал».
Образцовый зэк-библиотекарь
И все же прогресс (да еще какой!) в колонии есть, и связан он с библиотекой, которую возглавил Никита Белых. Еще в «Лефортово» он говорил, что, если уж получит срок, то хотел бы работать за решеткой библиотекарем.
Меньше чем за год число посетителей библиотеки колонии выросло вдвое и сейчас равно 670. То есть теперь постоянно берут книги больше 60% осужденных колонии (лучший показатель по стране). Библиотечный фонд благодаря новому библиотекарю достиг 9,5 тысяч книг.
– Немного не дотягиваем до международной нормы – 10 книг на одного заключенного, – говорит Белых. – Есть, над чем работать.
2019 год он объявил годом отечественной литературы в ИК-5, повесил список 40 писателей, с которыми познакомит заключенных во время него. Каждую неделю — новый автор, его портрет и биография, подбор цитат и афоризмов (все это вывешивается на красиво оформленном стенде) и конкурсы. День нашего визита «выпал» на Бориса Пастернака. Кто-то из заключенных выжег на дереве его профиль. А еще благодаря Белых осужденные вышивают литературных героев… бисером. Говорит: «Из хлеба поделки делать неприлично уже. Так что у нас в ходу бисер и специальный скульптурный пластилин».
Некоторые конкурсы, которые проводит Белых, не обходятся без курьезов.
– Организовал несколько раз игру «Что? Где? Когда?». Так вот один все время выигрывал. И вдруг я его застал за тем, как он побежал звонить родителям (по легальной связи, это разрешено), чтобы у них спросить ответ на вопрос. Я был возмущен до глубины души! Хотел дискредитировать все его победы. У него фамилия такая благородная — Пушкин, а он… Или вот на другом конкурсе один описал в стихах все свое уголовное дело. Бред получится.
Первое время Белых со своими идеями наталкивался на не понимание среди осужденных. Но те вскоре привыкли к его кипучей деятельности, потянулись. Сейчас он самый популярный человек во всей колонии.
По выходным проводит турниры по настольным играм, составляет рейтинги лучших шахматистов и шашистов, научил арестантов игре «Имаджинариум». Еще заключенные, благодаря ему, делают макеты техники времен Великой Отечественной, пишут стихи и диктанты.
– Провел Тотальный диктант! Писали его 50 человек из 10 стран. Я сам готовился к его проведению несколько дней, тренировал голос, дикцию. Результаты так себе. Восемь человек, которые написали лучше других, получили поощрения. А так общий уровень грамотности невысокий. Только 9 процентов с высшим образованием. Тут сидят люди, которые делают ошибки даже в фамилии президента, которому регулярно пишут письма («ПутЕну»).
Сама библиотека на вид совсем деревенская. Читальный зал представляет из себя две соединенные парты, за которыми стоят три старых стула. Но вся эта убогая обстановка украшена с душой. В центре стоит доска, на которой каждое утро Белых пишет фразу на латинском с переводом. Приучает спецконтингент к прекрасному.
«Что скоро делается, скоро и гибнет» было написано на доске в день нашего визита.
И ассортимент книг более чем достойный, есть уникальные издания. Сын Солженицына Ермолай прислал книгу, которой ни у одной другой тюремной библиотеки точно нет, – «Крохотки».
– Прошу вас написать методические рекомендации по ведению библиотечного дела для всех тюремных библиотек, – обращается к нему член СПЧ Андрей Бабушкин. – Ваш опыт бесценен в этом смысле, и его надо распространять на всю страну.
Бабушкина поразили и конкурсы, и рост количества читающих (люди берут одновременно по нескольку книг, причем, даже те заключенные, кто на воле вообще не читал).
– Я идеалист, есть еще, над чем работать в библиотеке, – скромничает Белых. – Но твердую «четверку» себе ставлю. Хочу создать общественную организацию «Тюремные библиотеки России». Вот у меня некоторые книги представлены в множестве экземпляров (скажем, «Спартака» целых 12) , я бы мог их переслать в другие колонии. Помощников, жалко, у меня нет. Присылайте сюда Гайзера и Маркелова.
Кровь губернатора
«Как ни говорите, а свобода все-таки лучшее достояние человека»
Салтыков-Щедрин
Пока экс-губернатор суетится с книгами, подбирая стопку для очередного читателя, я отвлекаю его философскими вопросами, цитируя периодически Салтыкова-Щедрина.
– Никита Юрьевич, согласны с писателем, который утверждал, что в России воровство не победить? «Если я усну и проснусь через сто лет, и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют».
– Вы про меня? – поднимает глаза от книг Белых. – У меня желания не было украсть не потому, что я хороший и правильно воспитанный мальчик. Я для себя рассматривал работу губернатором Кировской области как некий этап в карьере. Если бы мне было 60 или 70, у меня ничего за душой не было и я понимал, что это последняя работа… Я бы хотел сказать, что даже и в этом случае, на самом деле – не знаю. Но мне было 33, и планы были грандиозные. Я точно не собирался мараться. Тут же история про то, что «визгу много, шерсти мало». И ставить все на карту, когда есть совсем другие перспективы…
– А все-таки можно ли в современной России занимать пост на госслужбе и не нарушать закону?
– Вообще невозможно не нарушать, закон занимая любой пост, не только государственный. Потому что есть разные трактовки этого закона. При желании можно найти основания для возбуждения уголовного дела на абсолютно любого человека — не важно, на государственной он должности или нет.
– Выходит, были случаи, когда вы сознательно преступали закон, понимая, что иначе нельзя?
– Я не считаю, что в том конкретном случае, за который меня посадили, я преступил. А вообще таких вещей, которые можно расценить как нарушение, – вагон и маленькая тележка. Приведу пример. В соответствии с правилами бюджетной системы, если ты деньги в течении года не использовал, ты должен отправить обратно. И не понятно, получишь ли ты их потом еще. И чиновник зачастую подписывает акт выполненных работ заранее, под честное слово. Столько можно уголовных дел завести на этой почве! Таких ситуаций было у всех полно. Губернатор сам в таких случаях подписи не ставит, но его замы – да. И губернатор точно знает, что такое происходит. И ему могут вменить, что, зная, он не предпринял никаких усилий остановить нарушение. При той вольной трактовке нашего законодательства все это тянет на ОПГ.
– Вы имеете в виду новый закон, который ужесточил ответственность для оргпреступности?
– Новый закон про ОПГ — это дополнительная дубина для силовиков.
– Раз уж вы про «оружие». На вас тут в колонии никто не пытался напасть? Не устраивали «темную»? Тут ведь и психически нездоровые есть…
– Те, кто не дружит с головой, в библиотеку не ходят. Нет, никто не нападал. С местными АУЕ находил тоже общий язык. Осужденные уважают за конкретные вещи. К примеру, наладили контакт с посольствами разных стран, чьи граждане отбывают наказание.
Недопонимания были в начале. Были моменты, когда мои новации не нравились. Я вот по 5-7 минут по радио дайджест новостей читаю. Так сначала говорили: «На фиг это надо! И так стоит на построении долго, а тут еще лишние пять минут..» А сейчас подходят, просят сами, чтобы я чего-то рассказал.
– Была у вас в отряде, видела ваше «ложе», туалет… Вы, как бывший губернатор, к другому комфорту привыкли. И как сейчас все эти лишения?
– После двух лет «Лефортово» – нормально. Там тоже горячей воды не было, так что я отвык от нее. Это все-таки колония, не курорт.
-Но вот кровати в отрядах стоят близко, наверное, храп соседей мешает спать?
– Я сам храплю и ничего не слышу. А так встаю в 6 утра – и на работу. И там до отбоя. Так что в отряде я просто переспал, и все.
– Депрессия, тоска-печаль не накатывали?
– Ну, конечно, накатывали. Потому так важна работа, чтобы ты занят был постоянно. Если бы не библиотека, пошел бы на сельское хозяйство. Сейчас бы рассказывал вам, как у нас выросли надои, какое поголовье, урожайность. Я могу заниматься чем угодно. Но больше пользы я, наверное, могу принести именно в библиотеке. Надеюсь, уже принес.
– Кстати, вы потеснили кого-то, чтобы занять эту должность?
– Нет, тут формально числился человек библиотекарем. Но он не работал. Мне же за свою работу не стыдно. И получаю я тут больше всех, наверное, — 11 тысяч рублей.
– Много вам пишут?
– Количество корреспонденции, что получаю, равно тому, сколько вся зона вместе взятая получает.
– Ну и на здоровье, как я понимаю, не жалуетесь?
– Был гипертонический криз. Но в больнице почувствовал себя хуже. Там нельзя ходить, тупо лежишь на кровати. Месяц пролежал, и у меня еще больше давление стало скакать. Я человек действия. Сюда приехал с костылем, а через месяц бросил. В больнице снова взял костыль. Но вот там пришла новая мысль: хочу стать донором. Вообще хорошо бы, чтобы кровь для донорства сдавали заключенные. С одной стороны, больным помогут, с другой, донорство само по себе полезно, с третьей, администрация всегда будет знать, что арестант-донор точно не пьет алкоголь и не принимает наркотики.
– Мысли по поводу освобождения посещают? Чем займетесь?
– Я все воспринимаю философски. Сегодняшнюю свою жизнь за решеткой – как важный, пусть и неприятный опыт. Я четко знаю — в любом случае выстою. Стану мудрее, обрету понимание в каких-то вопросах. Значительная часть жизни впереди, и я войду в нее с новыми компетенциями и новым отношением. Я не знаю, чем буду заниматься – преподаванием, бизнесом, общественной деятельностью… Многие деятели проходили через тюрьму, и я пройду. Но если б вы знали, как хочется на свободу!