На прошлой неделе начался новый виток снижения цен на нефть. Повод достаточно рутинный — запасы нефти в США выросли больше, чем ждали аналитики. Но падение оказалось несоразмерным поводу. К тому же оно случилось сразу после трудной сделки ОПЕК+ по дальнейшему сокращению добычи нефти в первом полугодии 2019 года. Что предвещают эти события для российской экономики?
Ирония рынка: цена нефти опустилась существенно ниже той, до которой она спекулятивно падала в начале декабря на поступавшей из-за кулис венских переговоров информации о разногласиях между Саудовской Аравией и Россией. Москва до последнего не собиралась брать на себя обязательства по снижению добычи больше чем на 150 тыс. баррелей в сутки. Эр-Рияд настаивал на российском вкладе в общее снижение в 300 тыс. Потребовалось, как резонно предположить, личное вмешательство президента Путина: согласие на сокращение добычи на 228 тыс. баррелей было дано после блиц-визита министра энергетики Александра Новака из Вены в Санкт-Петербург на заседание Высшего совета Евразийского экономического совета, где председательствовал Владимир Путин.
Но есть тема важнее интриг нефтяных переговоров. Надо отдать правительству должное, оно не уповает на рост цен на нефть. Оно гордится укреплением нефтяной независимости российского бюджета. Обоснование — в предстоящей трехлетке действует бюджетное правило, по которому расходная часть бюджета строится на так называемой нефтяной цене отсечения. В 2019 году, например, эта цена составляет $40 за баррель. Все госдоходы от нефтяных цен, превышающих этот порог, направляются не в бюджет, а в Фонд национального благосостояния (ФНБ), в копилку будущих госинвестиций. Но чтобы использовать ФНБ, необходимо сначала обеспечить его резервную часть, которая должна составлять 7% ВВП. Этот заветный уровень достижим на рубеже 2019–2020 года.
В 2019 году бюджету не страшны любые цены на нефть, если они не опустятся ниже $40 за баррель. Будут выше — больше будет резервов, ближе момент госинвестиций из закромов ФНБ.
Соглашение ОПЕК+ о сокращении добычи нефти для России — это страховка от падения цен на нефть. Но у страховки есть цена. Это сокращение ВВП. Нефтедобыча — часть ВВП; если она сокращается, то на соответствующую долю снижается и ВВП. Да и сокращение госрасходов за счет низкой цены отсечения сокращает госспрос и, соответственно, рост.
Правда, у нефтяных цен выше $40 за баррель все равно есть ресурс для того, чтобы подтолкнуть рост. Механика такая: накопление средств ФНБ происходит в валюте, экспортные пошлины — основной сегодня источник нефтяных госдоходов — взимаются в рублях. Чтобы пополнить ФНБ, Минфин покупает за рубли валюту на внутреннем российском рынке. В результате на рынке появляются новые рубли, которые могут стимулировать рост. Ограничитель в том, что главные продавцы валюты — все те же нефтеэкспортеры, а им в условиях ограничения добычи новые рубли для производственных целей ограниченно нужны. В итоге кумулятивный эффект, распространяющийся от продавца валюты на продавцов товаров и услуг, необходимых продавцу валюты, сужается. Есть и оборотная сторона — снижение курса рубля.
До 15 января 2019 года для поддержки рубля прямых закупок валюты на рынке Минфин не производит, происходит автоматический зачет между Минфином и ЦБ по официальному курсу. Валюта поступает в ФНБ, а рубли остаются в ЦБ и используются, как предполагает, например, главный аналитик БКС «Премьер» Антон Покатович, на нужды санации банков.
Сухой остаток в том, что, застраховавшись от падения цен на нефть, правительство откладывает экономический рост на потом. Значит, на потом откладывается и достижение целей майского указа Путина, а по сути, перспективы российского прогресса в сфере образования, науки и здравоохранения. Во-первых, реализация указа в непропорциональной части переносится на трехлетку 2022–2024 годов. Во-вторых, она по-прежнему зависит от цен на нефть. ФНБ — а это важнейший источник будущих госинвестиций — наполняют именно они. Независимость от нефти получается условной.
С другой стороны, будет набирать обороты налоговый маневр в нефтяной отрасли. Это венец нефтяной независимости бюджета. Обнуление к 2024 году экспортных пошлин и компенсирующий рост налога на добычу полезных ископаемых, взимаемого в рублях, независимо от цены нефти, оставляют нефтяную конъюнктуру за рамками наполнения бюджета. Но если бюджетное правило в сегодняшнем виде размывается и отходит в прошлое, остается вопрос о том, как пополнять резервы, без которых любая независимость бюджета — фикция. Ответа на этот вопрос пока нет.
Теперь вернемся к майскому указу. Альтернатива такова: или ему уготована роль программы КПСС, то есть символа, вера в который будет показной, или в следующей трехлетке правительство готовит госинвестиционный штурм. Такая опция при возможной утрате бюджетного правила открывает перспективу возвращения к мобилизационной модели экономики. А этот поворот еще больше подморозит уже не внешнюю, а внутреннюю политику.