Иногда Судьба дарит исторический шанс, а от человека (и от тысячи случайностей) зависит — сумеет ли он его использовать и как. Окажется ли достоин или пропьёт, продаст, втопчет в грязь.
Иногда Судьба дарит шанс стране, а как он будет использован? В один момент несколько государств получили свободу: Россия, Грузия, Туркмения, Эстония…
Где-то этот шанс пропили и разворовали; где-то обожествили любимого руководителя и отлили ему золотые статуи; где-то живут по-человечески.
Но чаще всего ты не знаешь и не замечаешь, что над тобой опрокинулся рог изобилия, и в тумане открылся желанный берег.
Я пришёл в «МК» в 1978-м. Главредом был Гущин. Взяли с улицы, не было за спиной ни журфака, ни филфака — ничего. Десять лет пахал во вредном цеху, и вдруг занесло в редакцию.
Огорчало, что взяли «на гонорар» — то есть без зарплаты, а ещё больше — что не давали писать о театре: мол, ты кто такой? Я и ушёл, стал безработным.
…Прошло много лет. Вдруг в интернете вижу свою физиономию и огромный заголовок:
СПЕЦИАЛЬНЫМ ГОСТЕМ ФЕСТИВАЛЯ СТАНЕТ АЛЕКСАНДР МИНКИН, ПЕРВЫМ ОЦЕНИВШИЙ «ЖЕЛАННЫЙ БЕРЕГ» В 1983 ГОДУ
"Специальный гость фестиваля Александр Минкин не только посетит конкурсные спектакли, но и проведет творческую встречу со студентами, журналистами и участниками фестиваля.
Для театроведа приезд в Якутию станет вторым, впервые он побывал в республике 36 лет назад. Приезд Минкина тогда стал судьбоносным для истории Саха театра и якутского театра в принципе. Именно статья журналиста «Русалка второй категории» о тогда еще неизвестном спектакле «Желанный голубой берег мой», опубликованная в журнале «Театральная жизнь», обратила внимание Министерства культуры СССР на постановку.
Вспоминает Президент фестиваля «Желанный берег», государственный советник Якутии, народный артист России Андрей Борисов:
Именно статья Минкина попалась в руки кому-то из Министерства культуры СССР, и наш спектакль пригласили в Хабаровск на фестиваль «Героическое освоение Сибири и Дальнего Востока». Оттуда и началось триумфальное шествие «Желанного берега» по миру и довело нас до получения Государственной премии СССР. Думаю, что Минкин будет рад увидеть, как студенческий спектакль, которым он вдохновился 36 лет назад, вырос до уровня целого фестиваля, напрямую повлиял на развитие театрального искусства национальной республики и дал мощный толчок в развитии культуры целого народа. Александру Минкину всегда было свойственно видеть гораздо больше, чем кому-либо другому. Надеюсь, его приезд в Якутию в Год Театра снова станет знаковым событием. Моё доверие ему в творческом плане безгранично".
СЧАСТЛИВЫЙ СЛУЧАЙ
Как всё было
Всё, что произошло с Андреем Борисовым, — цепь невероятных счастливых случайностей.
В 1984 году предстоял Всероссийский театральный фестиваль в Хабаровске. Туда отбирали спектакли по всей стране. Маститые и приближённые к Министерству культуры РСФСР критики отправлялись в Ленинград, в Горький, в Ярославль — туда, где удобно, привычно и относительно близко. А я был безработный и рад был любой командировке.
Вот меня и послали в Якутск. Инструктировали строго: «В Хабаровске не будет синхронного перевода. Якутского языка никто не знает. Поэтому на фестиваль надо выбрать либо спектакль Русского драматического, либо — Якутского музыкального. И лучше балет — чтоб без слов».
Прилетел я в Якутск в декабре 1983-го (через Москву) из Еревана. Из плюс 20 в минус 50. В Москве мне прямо в аэропорт привезли из дома тулуп и валенки.
…О спектаклях Русского драматического и Оперно-балетного сейчас вспоминать не стоит — зачем обижать людей, которых, может быть, уже и на свете нет. Но для фестиваля ничего выбрать там было невозможно.
Прошла неделя. Вечером, накануне отлёта в Москву, ко мне в гостиницу пришёл молодой парень. Говорит: «Я режиссёр Якутского драматического, у нас есть спектакль, точно подходит для фестиваля, возьмите его».
— Но я же спектакля не видел. Как могу рекомендовать не глядя? Улетаю завтра днём. Успеете утром показать?
— Показать не можем. Наш театр утонул. Провалился в мерзлоту, только декорации удалось спасти.
— Ну если декорации спасли, то попросите в Русском театре или в музыкальном — пусть дадут показать хоть кусочек.
Утром Андрей Борисов пришёл за мной в гостиницу и повёл в театр, рассказывая по дороге, что декорации уже развесили, сейчас начнут. Пришли. Ничего не развешено, ничего не готово, но через 20 минут обещают показать. А пока отвели меня в кабинет директора, на столе стояла бутылка коньяку. Стали мы с директором беседовать. И каждые полчаса кто-нибудь приходил и говорил: «Осталось чуть-чуть, скоро начнём».
Время идёт, через час уже самолёт, пора в аэропорт мчаться. Директор туда позвонил. Отвечают: туман, вылет немного откладывается. Ещё час у нас есть. Возможно, к тому моменту появилась на столе вторая бутылка; не помню; мы там втроём сидели. И каждый час директор звонил в аэропорт, и каждый час ему говорили: туман.
Вот кто посылал этот туман? Шаманы? Очень может быть.
Наконец позвали в зал. Над сценой висела лодка, в лодку сели артисты, рабочие оттянули канаты, отпустили, и лодка с рыбаками пронеслась у меня над головой, и — мороз по коже от восторга! — гениальная сцена, гарантированный успех.
…Лёг туман, берега не видно, и один за другим трое взрослых уходят из лодки в ледяное море, уходят из жизни, чтобы оставить мальчику воду, чтобы не умер от жажды. (Повесть киргиза Айтматова про нивхов, живущих на берегу Охотского моря. В Якутске.)
Потом показали другой фрагмент спектакля: северянки в национальных меховых одеждах танцуют, ожидая возвращения мужчин с охоты. Очень сильное впечатление — и мёртвый проснётся…
Вернулся в Москву, пришёл в Министерство культуры РСФСР. Так и так, Русская драма и Якутский музыкальный для фестиваля не годятся, а вот «Желанный голубой мой берег» — идеально.
— А он по-русски?
— Нет, на якутском.
— Но мы же вам сказали, когда отправляли! Перевода не будет.
— Это ничего не значит! Это же Айтматов, «Пегий пёс, бегущий краем моря». Все читали, все помнят, все всё поймут.
Дама-замминистр была непреклонна: «На якутском спектакль не повезём!» Стало ясно, что слова бесполезны. Встал на колени и сказал: «Клянусь!». Дамам нравится, когда мужчина на коленях. (Они ж это только в кино видят.)
— Ну смотрите, Минкин!
Получив согласие министерской дамы, я написал Андрею Борисову умоляющее письмо: «Андрей, ради бога, сократи все разговорные сцены. Все пластические оставь, а разговоры безжалостно режь до минимума. Театральные фестивальные критики якутского языка не знают. Смотрят по три спектакля в день, всё время хотят спать. Как только длинная разговорная сцена их утомит, они могут возненавидеть спектакль, и всё погибнет».
От двух с половиной часов Андрей Борисов оставил полтора, если правильно помню. Лучше спросить у него самого.
Спектакль взяли на фестиваль в Хабаровск. Там он сгрёб все первые призы: за режиссуру, за сценографию, за музыку, за актёрскую работу. Успех был невероятный. Добавилось и то, что всех победил никому не известный театр, о котором даже не слышали никогда.
Спектакль-победитель включили в программу Всесоюзного театрального фестиваля в Тбилиси. Он и там произвёл фурор.
Выдвинули его на Госпремию РСФСР. Но оказалось, что в том году очередь получать премию была кого-то из маститых московских главрежей. Типа: «в прошлом году дали Плучеку, теперь надо дать Гончарову, не то обидится». Неудача. Потом оказалось, что и это — счастливая случайность.
Я пошёл в Комитет по Ленинским и Государственным премиям (там одна серьёзная дама мне очень доверяла): так и так, мол, несправедливость. И «Желанный берег» получил Госпремию СССР, которую ни за что бы ему не дали, если б он уже получил Госпремию РСФСР.
Вот и посчитайте случайности: Министерство культуры отправляет в Якутск безработного журналиста, что само по себе невероятно. Незнакомый парень уговаривает меня посмотреть кусок постановки утонувшего театра. Потом туман даёт время повесить декорации, а московскому гостю достичь состояния раскрепощённой интуиции. А потом самое невероятное: замминистра культуры верит на слово безработному, рискуя нажить карьерные неприятности. И на закуску: неполучение Госпремии РСФСР открывает дорогу к Госпремии СССР. Единственный случай в истории, когда дипломный спектакль студента получил Государственную премию.
Однако этим дело не кончилось. Рог изобилия оказался бездонным. Якутские власти могли похлопать Андрея Борисова по плечу, сказать: «молодец, старайся». Это ж были 1983–1984-й — андроповско-черненковский застой; самый популярный совет «сиди, не рыпайся». Но они его сделали министром культуры, а он не спился. И вот что он успел за эти годы.
Создал и построил: Высшую школу музыки (комплекс из 27 зданий рядом с Якутском); Арктический государственный институт искусств и культуры АГИКИ; Саха Академический театр им. П.А.Ойунского; Государственный цирк; Театр юного зрителя; Национальный театр танца; Республиканское хореографическое училище; Театр Олонхо; театр в Мирном (алмазный центр); Национальный художественный музей; Государственную филармонию; Государственный ансамбль скрипачей «Виртуозы Якутии» (гастролирует по всему миру); Музей Хомус; Музей музыки и фольклора; построил более 224 объектов культуры в районах Якутии; здание для художественного и музыкального училища; поставил спектакли на Алтае и в Башкирии, в Китае и в Турции; стал обладателем четырёх «Золотых масок».
…Не хочется даже думать, что было бы, если б я покорно выполнил указание министерства культуры, и в 1984-м на фестиваль в Хабаровск поехала бездарная, зато соответствующая заданию постановка; а дипломный спектакль Борисова так бы и канул в вечную мерзлоту.
Сейчас «Желанный берег» играет третье поколение актёров, и история о том, как трое взрослых пожертвовали жизнью ради мальчика, — продолжает согревать сердца.
* * *
…Безработным я был восемь лет, а чтобы не арестовали как тунеядца — вступил в маленький московский союз писателей; членство там (как и в Союзе писателей СССР) давало право нигде не работать. Для вступления надо было принести три рекомендации.
День приёма, сидит комиссия, председатель оглашает документы. У первого вступающего рекомендации от Иванова–Петрова–Сидорова (фамилии условные). У второго — такие же неизвестные. Это было нормально; в справочнике СП СССР было больше 10 тысяч писателей, чертовщина. Доходит очередь до меня, председатель зачитывает рекомендации: Михаил Рощин, Борис Васильев, Булат Окуджава. Подумал и говорит: «Ну и что тут обсуждать?»
…Вернулся я в «МК» 1 апреля 1992-го, уже при Гусеве, — разгул свободы, ежедневный московский тираж превысил 2 миллиона, и писать о театре мне уже никто не мешал, кроме собственной лени.